Сергей Палий - Чужой огонь
На него смотрели пустые рыбьи глаза… женщины.
На вид – лет пятьдесят. Бедно, но со вкусом одета, седые волосы собраны в тугой пучок, в руках исцарапанный диск с каким-то фильмом.
– Зачем? – растерянно прошептал Максим, забывая, что его слова теряются в гуле толпы.
Женщина промолчала. Ее кто-то толкнул, но она лишь пошатнулась, не пытаясь бежать. Продолжая смотреть на Долгова пустым взглядом.
– Зачем вы хотели украсть сумку? – громко крикнул он. Несколько ближайших прохожих обернулись, но тут же снова пошли своим путем, не найдя ничего интересного.
– Зачем?! – заорал Максим. – Ведь вы могли спросить!
Маринка дернула его за рукав химзы и тихонько сказала:
– Не надо, Макс…
– Почему, почему вы не спросили? – еще громче крикнул Долгов. – Это ведь так просто! Сказать слово! Почему?
И тут женщина улыбнулась, пуская лучики морщинок вокруг рыбьих глаз.
Вместо языка виднелся темный обрубок давно зажившей плоти.
Маринка махом потеряла сознание, и Юрка еле успел подхватить ее под мышки. А Максим еще несколько секунд смотрел на страшный оскал в упор – до тех пор, пока горячая влага не взорвалась в его глазах.
Он так хотел, чтобы это были слезы.
Но это были не они.
Это был неуклюжий плевок.
Сев в переполненный плацкартный вагон, друзья заняли свои полки и развернули бумажный пакет с провиантом. С соседних мест сразу стали поворачиваться любопытные носы, но Фрунзик встал, сдернул потертое одеяло из верблюжьей шерсти и занавесил проход, создав отдаленную иллюзию купе.
– Максим, перестань молчать, – сказала Маринка, дотрагиваясь до плеча Долгова.
Он вздрогнул и вдруг прижал девушку к себе. Крепко, отчаянно, будто кто-то сейчас мог отнять ее.
Юрка Егоров и Фрунзик Герасимов принялись резать черствый хлеб и отщипывать равные кусочки сойки, они очень, очень старались не поднимать глаз. А Максим сжимал опешившую Маринку все сильнее, и сильнее, и еще сильнее – до тех пор, пока она не засипела от нехватки воздуха. Тогда он отпустил ее и отвернулся к окну.
Поезд дернулся, и все вокруг сдвинулось чуточку назад. И еще чуточку, только быстрее. И еще немного. И еще.
За МКАДом состав лязгнул сцепами и замер. Таможенники, выполняющие заодно и функции пограничников, громыхая сапогами, стали заходить в вагоны и проверять документы у всех пассажиров.
Сдернув одеяло, мужик в зеленой форме с гербом Москвы на рукаве бесцеремонно уселся на полку Маринки и окинул девушку заинтересованным взглядом. Второй остался стоять в проходе, придерживая холеную немецкую овчарку на коротком поводке.
– Что вывозим? – участливо поинтересовался таможенник. – Ценности, произведения искусства, электроприборы?
– Ничего, – хмуро ответил Юрка. – Жратву в дорогу и сменное белье.
Таможенник нехотя оторвал взор от Маринкиных ножек и посмотрел на него.
– А куда направляемся?
– В Екатеринбург.
– Что, в столице не понравилось?
– Везде хреново.
– Ну хорошо. А какова цель визита?
– К друзьям. На похороны.
– Сами – москвичи?
– Да.
– Паспорта давайте.
Все достали из внутренних карманов химзащиток документы и положили на стол. Таможенник стал их скрупулезно изучать, бормоча себе под нос:
– Сами понимаете, прут что ни попадя из Москвы. Нагло прут. Обогреватели, микроволновки, другие дефицитные приборы. Недавно вообще курьез приключился: умелец один пытался небольшой холодильник и электроплиту вывезти. В сортире вагонном умудрился спрятать на время прохождения контроля. Еле вытащили. Отнекивался потом – мол, как же я мог затащить… – Погранец пожевал губами, разглядывая фото Маринки. Продолжил: – А обратно – в столицу – люди едут. Без здешней прописки, а значит, и без допуска второго уровня. Ну и как мне их в пределы МКАДа пускать? Не положено. Тоже, юродивые, изгаляются. То на третьей полке одеялами забаррикадируются, то между вагонами раскорячатся, то на крыше распластаются. Один под вагоном ухитрился прицепиться за кронштейны какие-то – собаки учуяли, лай подняли. Он с испугу отвалился и лежит на шпалах, глазами лупает… Фрунзик?
Таможенник удивленно поднял глаза и вперился в Герасимова.
– Фрунзик, – с вызовом ответил тот.
– И альбинос, – утвердительно кивнул таможенник.
– И альбинос, – выдавил Герасимов.
– То есть – альбинос Фрунзик? – еще раз уточнил таможенник.
Герасимов злобно потер отвисшие мочки ушей и взорвался:
– А вдруг я еще и педик?!
Собака в коридоре на всякий случай гавкнула. Таможенник вздохнул и пожал плечами.
– Тогда вас точно придется обыскать.
Юрка не выдержал и хихикнул. Даже сумрачный последние полчаса Максим отвернулся от окна и посмотрел на бледно-зеленое от гнева лицо Фрунзика.
– Давайте! Валяйте! – зафырчал Герасимов, извлекая свою сумку из-под полки. – И не зваться мне Фрунзиком, если хоть что-то найдете!
– А вы не шумите, не шумите! – сказал из прохода второй таможенник. – Все, что нужно, мы обязательно найдем…
В течение следующих пяти минут под возмущенные возгласы пассажиров из других концов вагона погранцы шерстили шмотки, вываливая их прямо на пол. После этого они обыскали всех четверых лично. С особым удовлетворением первый таможенник провел руками по исхудавшей фигурке Маринки. Максим дернулся было, но девушка просяще посмотрела на него, и Долгову пришлось сдержаться, чтобы не врезать наглецу по морде.
– Странно, – резюмировал наконец таможенник. – Первый раз наблюдаю столь подозрительную картину – сидит передо мной альбинос Фрунзик, и нет у него никакой контрабанды.
Соседние пассажиры заржали в голос.
Герасимов вскинул на ухмыляющегося таможенника красные глаза, которые от злости приобрели и вовсе багряный оттенок, и выцедил сквозь зубы:
– То есть обычно вы ловите альбиносов по имени Фрунзик с рюкзаком героина? По десять человек на дню?
Пассажиры чуть не свалились со своих полок. Юрка уронил голову на грудь в немом приступе хохота, а Маринка, хихикая, уткнулась в плечо Долгова.
Самодовольная ухмылка сползла с лица таможенника, и он рявкнул:
– А вот шуточки держи при себе, гражданин ф-ф-ф… Фрунзик.
Он развернулся и вышел в проход, чуть не отдавив лапы служебной псине…
Через десять минут поезд, поскрипывая на стрелках, выехал за пределы Москвы.
Отопления, конечно же, не было, титан возле купе проводника давно пустовал, за окном бесновался промозглый октябрьский ветер, сующий тонкие пальцы сквозняков во все щели. А в одном из тамбуров – под магниевой табличкой с надписью «Не курить!» – был пририсован издевательский смайлик.
