Пол Андерсон - Тау - ноль
Одно время надеялись, что этот клан может оказаться тем самым, где корабль сможет затормозить в какой-нибудь из составляющих его галактик.
Ближайшее рассмотрение показало, что нет. Обратный тау стал слишком велик.
Несколько человек на общем собрании выдвинули идею, что необходимо в любом случае немного затормозить, чтобы условия остановки по достижении следующего клана стали не такими суровыми. Невозможно было доказать, какая из точек зрения в споре верна, учитывая, что такие подробности космографии до сих пор не известны. Можно было воспользоваться только статистикой, как и поступили Нильсон и Чидамбарна, чтобы доказать, что ПРАВДОПОДОБИЕ нахождения места, где они смогут остановиться, КАЖЕТСЯ выше, если продолжать ускоряться. Офицеры корабля сомневались, принять ли эту теорему на веру и поддерживали полный вперед. Реймону пришлось припугнуть нескольких человек, чьи возражения были недалеки от бунта.
Чи-Юэнь примостилась на краешке кресла для посетителей. Она была маленькой и ладной в красной тунике с высоким воротником, широких белых брюках, с волосами, зачесанными назад слишком строго и придерживаемыми костяным гребнем. Линдгрен составляла с ней контраст. Ее рубашка была без воротника, рукава закатаны до локтей, запачкана в разных местах, волосы сбились, а под глазами — синяки.
— Что вы пишете, можно поинтересоваться? — спросила Чи-Юэнь.
— Проповедь, — сказала Линдгрен. — Это нелегко. Я не писатель.
— Вы, пишете проповедь?
Левый уголок рта Линдгрен слегка дернулся вверх.
— Точнее сказать, обращение капитана на праздновании Дня летнего солнцестояния. Он может продолжать вести богослужения. Но в данном случае он попросил меня вдохновить экипаж от его имени.
— Он не вполне здоров? — негромко спросила Чи-Юэнь.
Линдгрен слегка нервничала.
— Не вполне. Я полагаю, что могу доверять вам. Что вы не разболтаете.
Даже, если все и так подозревают. — Она оперлась локтем о стол.
Ответственность его добивает.
— Как может он винить себя? Какой у него выбор, кроме как позволить роботам продолжать вести корабль вперед.
— Ему не все равно. — Линдгрен вздохнула. — Еще этот последний диспут. Поймите, нельзя сказать, что у него полное нервное истощение. Не совсем. Но он больше не может преодолевать сопротивление людей.
— Разумно ли устраивать проповедь? — поинтересовалась Чи-Юэнь.
— Не знаю, — сказала Линдгрен безжизненным голосом. — Просто не знаю.
Теперь, когда — мы этого не объявляем, но нельзя помешать вычислениям и разговорам — мы где-то около пяти-или шестимиллиардолетней отметки… Она подняла голову, рука ее упала. — Праздновать что-то настолько чисто земное — абсурд. «Теперь, когда мы должны начинать думать, что Земли больше нет…»
Она обеими руками обхватила подлокотники кресла. Мгновение она смотрела своими голубыми глазами невидящим и безумным взглядом. Затем напряжение спало, и, откинувшись в кресле, Линдгрен сказала ровным тоном:
— Констебль убедил меня продолжать наши ритуалы. Неповиновение.
Воссоединение после ссоры. Возобновление привязанностей, особенно к ребенку, который скоро родится. Новая Земля: мы еще вырвем ее из рук Бога.
Если Бог еще что-то значит, хотя бы эмоционально. Может, религию вообще лучше не упоминать. Карл дал мне только общую идею. Предполагается, что я смогу ее изложить лучше всех. Я. Это должно вам много сказать о нашем состоянии, правда?
Она моргнула, приходя в себя.
— Извините, — сказала она. — Я не должна была вываливать на вас мои проблемы.
— Это проблемы общие, первый помощник, — ответила Чи-Юэнь.
— Пожалуйста, зовите меня Ингрид. И благодарю. Если я вам не говорила раньше, позвольте сказать сейчас: вы — по-своему, тихо и незаметно, — одна из ключевых людей на корабле. Сад спокойствия… Ладно. — Линдгрен сомкнула пальцы подушечками, образовав арку. — Что я могу для вас сделать?
Чи-Юэнь отвела взгляд.
— Я по поводу Шарля.
Ногти на пальцах Линдгрен побелели.
— Ему нужна помощь, — сказала Чи-Юэнь.
— У него есть дружинники, — без выражения ответила Линдгрен.
— Кто заставляет его действовать, кроме него самого? Кто заставляет действовать всех нас? Вас тоже. Вы зависите от него.
— Конечно. — Линдгрен переплела пальцы и распрямила их. — Вам должно быть понятно — возможно, он никогда этого не говорил вам, так же как мне, или я ему, но это очевидно — наша ссора стерлась за время совместной работы. Я желаю ему только добра.
— Тогда можете ли вы сделать для него часть этого добра?
Взгляд Линдгрен стал пронзительным.
— О чем вы?
— Он устал. Устал больше, чем вы можете представить, Ингрид. И он одинок.
— Он таков по натуре.
— Быть может. Но его натуре не свойственны ни одна из этих ролей, которые он должен играть: огонь, бич, оружие, двигатель. Я немного изучила его. В последнее время я наблюдаю за ним — как он спит, те немногие часы, когда у него есть возможность заснуть. Его защитные силы на исходе. Я слышала, как он разговаривает во сне — несколько раз, когда это были сны, а не просто кошмары.
Линдгрен сомкнула ладони.
— Чем мы можем ему помочь?
— Верните ему часть вашей силы. Вы это можете. — Чи-Юэнь подняла взгляд. — Видите ли, он вас любит.
Линдгрен встала, прошлась взад-вперед по узкому проходу за столом, ударяя кулаком о ладонь.
— Я приняла обязательства, — сказала она. Слова застряли у нее в горле.
— Я знаю…
— Не повредить человеку, в котором мы все нуждаемся. И не… быть свободной в своих связях. Я должна оставаться офицером во всех своих поступках. Так же поступает и Карл. — Ее голос сорвался:
— Он бы отказался!
Чи-Юэнь тоже поднялась с места.
— Вы могли бы не ночевать у себя сегодня ночью? — спросила она.
— Что? Что? Нет. Говорю вам, это невозможно. О, время у меня есть, но все равно это невозможно. Вам лучше уйти.
— Пойдемте со мной. — Чи-Юэнь взяла Линдгрен за руку. — Какой скандал может произойти, если вы навестите нас двоих в нашей каюте?
Линдгрен неуверенно двинулась за ней. Они направились вверх по вибрирующей лестнице на палубу команды. Чи-Юэнь открыла дверь, пропустила Линдгрен и закрыла дверь за собой. Они оказались одни среди сувениров и украшений страны, которая умерла гигагоды назад, и посмотрели друг на друга. Линдгрен прерывисто дышала. На ее лице румянец постепенно сменялся бледностью.
— Он скоро вернется, — сказала Чи-Юэнь. — Он ничего не знает. Это мой дар ему. Хотя бы одна ночь: показать ему, что его любят, как прежде.
