Роберт Сойер - Пришелец и закон
— Я собираюсь говорить правду, разумеется. Правду, всю правду и ничего, кроме правды.
Дэйл поднял брови.
— В самом деле?
— Вы этого не знаете, не так ли? — спросил Хаск.
— Не знаю чего? Что вы невиновны? Конечно, я в это верю, Хаск, но…
— Нет. Не знаете, говорю ли я правду.
— Гмм. Нет. А это так?
Хаск не ответил.
На следующий день у входа в здание Уголовного суда собралась даже бо́льшая, чем обычно, толпа репортёров. Десятки репортёров выкрикивали вопросы Дэйлу и Фрэнку, но Дэйл ничего не отвечал. Внутри зала суда возбуждение было почти осязаемым.
Судья Прингл вошла, поздоровалась, как обычно, с представителями сторон и присяжными, потом посмотрела на Дэйла.
— Защита может начать опрос свидетелей, — сказала она.
Дэйл встал и перешёл на место ведущего опрос. Он секунду помолчал, нагнетая драматизм, и потом произнёс своим низким дарт-вейдеровским голосом:
— Защита вызывает Хаска.
Зал суда возбуждённо загудел. Репортёры подались вперёд.
— Секунду, — сказала судья Прингл. — Хаск, вам известно о том, что вы имеете абсолютное конституционное право не давать показаний? Никто не может принудить вас к этому, если вы сами того не желаете.
Хаск, который уже поднялся со своего специального сиденья за столом защиты, ответил:
— Я понимаю, ваша честь.
— И никто не принуждал вас к даче показаний?
— Никто. На самом деле… — Он замолк.
Дэйл сохранял бесстрастное выражение лица, но внутренне испытал облегчение. Чему-то он Хаска всё-таки научил. Он закрыл рот, прежде чем сказать «На самом деле, мой адвокат отговаривал меня от этого», слава тебе Господи.
— Хорошо, — сказала Прингл. — Мистер Ортис, приведите свидетеля к присяге. — Хаск прошёл к месту свидетеля. Одновременно работник суда убрал оттуда человеческий стул и заменил его на тосокское сиденье.
— Положите руку на Библию, пожалуйста. — Хаск подчинился. — Клянетесь ли вы, — сказал клерк, — что показания, которые вы дадите по делу, рассматриваемому сейчас судом, будут правдой, всей правдой и ничем, кроме правды, и да поможет вам Бог?
— Клянусь, — сказал Хаск.
— Спасибо. Садитесь. Огласите, пожалуйста, ваше имя для протокола.
— Хаск. По буквам, как я понимаю, это будет «Ха-А-Эс-Ка».
— Мистер Райс, — сказала судья Прингл, — можете начинать.
— Спасибо, ваша честь, — сказал Дэйл. — Мистер Хаск, каковы были ваши обязанности на борту тосокского звездолёта?
— Моя должность называлась Первый.
— «Первый» — это как «первый помощник»?
— Нет. Первый — это тот, кто первым выходит из гибернации. В мои обязанности входило разбираться с аварийными ситуациями в полёте, а также первым проснуться по прибытии, чтобы установить, безопасно ли пробуждать остальных.
— То есть вы были очень важным членом команды?
— Наоборот, я был наименее ценным.
— Обвинение предположило, что у вас была возможность убить доктора Колхауна. Она у вас на самом деле была?
— Я не был наедине с ним, когда он умер.
— Но вы не можете сказать, где вы были в течение всего периода времени, когда могло быть совершено убийство.
— Я могу сказать. Я просто не могу доказать, что мои слова — правда. Но такая же возможность была и у других.
— Обвинение также предположило, что у вас было орудие для убийства доктора Колхауна. А конкретно, что вы воспользовались вашим мономолекулярным резаком, чтобы отрезать ему ногу. Может ли этот инструмент быть использован для этой цели?
— Полагаю, что может, да.
— Однако обвинение в убийстве требует не только возможности и орудия. Оно…
— Возражение. Мистер Райс аргументирует версию защиты.
— Принимается.
— Так как же насчёт мотива, Хаск? Была ли у вас причина желать доктору Колхауну смерти?
Зиглер вскочила на ноги.
— Возражение, ваша честь. CALJIC 2.51: «Мотив не является элементом преступления, в котором обвиняется подсудимый и его нет необходимости доказывать».
— Отклоняется. Я дам присяжным соответствующие инструкции в должное время.
— Хаск, у вас была какая-либо причина желать доктору Колхауну смерти?
— Нет.
— Существуют ли какие-либо тосокские религиозные ритуалы, включающие в себя разрезание или расчленение?
— Нет.
— Мы, люди — довольно кровожадные существа. Некоторые из нас любят охотиться на животных. Ваш народ охотится ради спортивного интереса?
— Поясните «спортивный интерес», пожалуйста.
— Для развлечения. Для отдыха. Чтобы приятно провести время.
— Нет.
— Но вы плотоядны.
— Мы всеядны.
— Простите. Но вы едите мясо.
— Да. Но мы не охотимся. Наши предки охотились, это так, но то было столетия назад. Как суд уже видел, мы выращиваем мясо, не обладающее центральной нервной системой.
— То есть вам никогда не хотелось убить кого-нибудь собственными руками?
— Определённо нет.
— Разговор, записанный доктором Колхауном на видеоплёнку на борту вашего звездолёта, заставляет думать иначе.
— Это были досужие размышления. Я сказал, что мы, возможно, отказались от слишком многого, перестав охотиться на свою еду, но желания собственноручно забивать съедобных животных, чтобы насытиться, во мне было не больше, чем в вас, мистер Райс.
— В общем и целом, существуют ли какие-либо причины, в силу которых вы могли бы захотеть кого-то убить?
— Никаких.
— В частности, существуют ли какие-либо причины, в силу которых вы могли бы захотеть убить доктора Колхауна?
— Абсолютно никаких.
— Что вы думаете о докторе Колхауне?
— Мне он нравился. Он был моим другом.
— Что вы почувствовали, узнав о его смерти?
— Я был опечален.
— Отчёты не упоминают о том, что вы выглядели опечаленным.
— Я физически неспособен проливать слёзы, мистер Райс. Но я выражаю эмоции другими способами. Клит был моим другом, и я больше всего на свете хотел бы, чтобы он был жив.
— Спасибо, мистер Хаск, — Дэйл опустился на место. — Миз Зиглер, свидетель ваш.
— Хаск… — начала Зиглер, поднимаясь на ноги.
— Ваша честь, — сказал Дэйл, — возражение! Мистер Хаск имеет право на вежливое обращение. Миз Зиглер должна обращаться к нему, как к любому другому свидетелю.
Зиглер явно разозлилась, но, по-видимому, сообразила, что любое несогласие только ухудшит дело.
— Принимается, — сказала Прингл. — Миз Зиглер, вы должны обращаться к обвиняемому «мистер Хаск» или «сэр».
— Конечно, ваша честь, — сказала Зиглер. — Прошу прощения. Мистер Хаск, вы сказали, что вы не были наедине с доктором Колхауном в момент его смерти.
