Октавия Батлер - Дикое племя
Книга 3 Ханаан 1840
11.
В приходе Эволи, в штате Луизина, уже много лет жил старик, о котором Доро узнал от его соседей. У старика были замужние дочери, но не было сыновей. Его жена давно умерла, и он жил один на своей плантации, в окружении своих рабов, некоторые из которых, как предполагалось, могли быть его же детьми. Он придерживался собственных правил, и никогда не был особенно общительным, даже при жизни жены. Его имя было Веррик, Эдвард Веррик. За последнюю сотню лет это был третий человек, к которому, как обнаружил Доро, его тянуло ощущение того, что он приближается к Энинву. Энинву. Он многие годы даже не произносил вслух этого имени. Теперь в штате Нью-Йорк уже не осталось в живых никого, кто мог бы помнить ее. Все ее дети умерли. Внуки, которые родились еще до ее побега, умерли тоже. Многих из них забрали войны: война за независимость, и эта дурацкая война 1812 года. Во время первой погибло очень много его людей, другие спаслись бегством в Канаде, поскольку оказывались слишком замкнутыми и аполитичными для той и другой стороны. Английские солдаты считали их повстанцами, а колонисты считали их приверженцами Тори. Многие растеряли все свое состояние при бегстве в Канаду, где спустя несколько месяцев их и нашел Доро. Теперь он организовал в Канаде новое поселение, и перестроил поселение в Витли. Кроме того, сейчас у него были поселения в Бразилии, Мексике, в Кентукки, а так же поселения, разбросанные еще разных местах двух обширных континентов. Большинство его лучших людей жили в Новом Свете, где были все условия для роста и развития их силы, то есть были условия, при которых они могли сохранить свою, полученную по наследству необычность. Но ни одно из этих начинаний не могло скомпенсировать потерь, полученных от разрушения Витли и от потерь 1812 года, когда он лишился нескольких своих лучших людей в штате Мериленд. Эти люди были потомками тех, кого он потерял еще в то время, когда нашел Энинву. Он с усердием старался восстановить эту породу, и вновь сумел развести их. Они давали ему надежду на успех. Но вдруг, совершенно неожиданно, самые многообещающие из них умерли. Ему требовалась новая порода, новая кровь, чтобы в третий раз попытаться восстановить эти потери, еще раз вывести подобных людей. Но это было связано с опасностью, так как люди, которые показали себя наиболее спососбными в этом отношении, были белыми. Негодование и ненависть возникли с обеих сторон, и Доро был вынужден публично убить пару самых отъявленных и опасных смутьянов, чтобы вернуть остальных к обычной привычке повиноваться. Но при этом самые ценные особи были потеряны. Опасность заключалась в том, что поселения находились среди белых, которые не вполне понимали, кто именно находится среди них... Вот так было потеряно драгоценное время. Были годы, когда он вообще не вспоминал про Энинву. Разумеется, он должен был бы или убить ее, или подчинить себе. Иногда он прощал людей, которые сбегали от него, людей которые были достаточно сильными, чтобы продержаться впереди него несколько дней, и таким образом делали его охоту просто восхитительной. Но он прощал их только потому, что будучи раз пойманными, они подчинялись ему. Не то чтобы они упрашивали его сохранить им жизнь, нет, большинство этого не делало. Они просто прекращали бороться с ним. В конце концов они приходили к пониманию превосходства его силы. Сначала они выказывали к нему хорошее отношение, а затем, осознав все, отдавали целиком и себя. Затем следовали слова о прощенье, и уже будучи прощенными, они выказывали в отношении его преданность, граничащую, порой, с сыновней любовью. И так же, как своим детям, он дарил им их собственные жизни. Бывали в его жизни моменты, когда ему казалось, что он мог бы пощадить и Энинву. Бывали и моменты, когда, к его собственному удивлению, ему казалось, что он просто потерял ее, и хочет увидеть вновь. Но чаще всего он вспоминал о ней, когда занимался скрещиванием ее американских и африканских потомков. Он постоянно старался создать более устойчивую, более управляемую Нвеке, и у него даже намечался некоторый успех: он имел людей, которые могли воспринимать и в некоторой степени управлять внутренней работой не только своего собственного тела, но и других людей. Но их способности в этом плане были очень ненадежны. Они столь же часто впадали в агонию, как и находились в рассудке. Столь же часто, как лечили, они же и убивали. Они могли делать то, что обычная медицина называла чудесами, или, так же легко и так же случайно, творили ткое, что даже большинство самых жестоких рабовладельцев называло зверством. К тому же, они жили очень не долго. Часто они делали смертельные ошибки в отношении собственного тела, и не могли во-время исправить их. Иногда же родственники их умерших пациентов просто-напросто убивали их. Лучшие же их представители нередко совершали самоубийства, зачастую после допущенных ошибок. Они нуждались в управлении со стороны Энинву. Даже теперь, если бы он только мог, Доро был бы рад скрестить ее с некоторыми из них, позволить ей дать жизнь высшим человеческим существам, вместо тех животных, которых она могла плодить за многие годы обретенной свободы. Но было слишком поздно думать об этом. Она была испорчена свободой, которой она узнала слишком много. Как и всякое дикое племя, она была испорчена за долго до того, как он встретил ее. И наконец, теперь он пришел к решению завершить это незаконченное убийство и собрать несколько ее новых потомков. Он отыскал ее дом, вернее, ее плантацию, следя за ней, пока она была в человеческом облике. Это было нелегким делом. Она продолжала изменять облик, даже если и не чувствовала преследования. Иногда по несколько дней у него не было никаких ощущений об ее пристуствии гдето рядом. Затем она становилась человеком, и тогда он мог чувствовать, что она и не исчезала далеко. Приближаясь к ней, он постоянно опасался, что она может превратиться в птицу или рыбу, и исчезнет на многие годы. Но она оставалась в человеческом облике, ведя его через всю страну, по Миссипи, в штат Луизиана, в приход Эвели, а затем дальше и дальше, через хвойные леса и хлопковые поля. Когда он добрался до дома, где, как подсказывало его охотничье чутье, могла находиться Энинву, он некоторое время продолжал сидеть в седле, не слезая со своей лошади, разглядывая его издалека. Это был большой белый сельский дом, с излишне высокими колоннами, и крыльцом, расходившимся к верхней и нижней галереям. Дом был прочный, но было видно, что он долго простоял, как и вся окружавшая его усадьба. Можно было разглядеть и бараки для рабов, расположенные на удалении от дома, почти скрывающиеся в лесу. Там же был виден и амбар, и кухня и другие постройки, назначение которых Доро не мог определить с этого расстояния. Но он мог видеть там нескольких черных: играющих детей, мужчину, обтесывающего бревно, женщину, которая собирала что-то в огороде рядом с кухней, другую женщину, возившуюся с котлом, где стиралась грязная одежда, которую она периодически переворачивала палкой. Мальчик, с руками, которые были не длиннее его предплечий, сновал то там, то тут, собирая мусор слабыми тонкими руками. Доро очень долго приглядывался к этому, последнему попавшемуся ему на глаза рабу. Не могла ли быть эта деформация рук результатом какого-то замысла Энинву по разведению породы? Не осознавая, почему он делает это, Доро тронул коня. Он собирался схватить Энинву, как только найдет ее, застать ее врасплох, все еще в человеческом облике, когда она максимально уязвима для него. Но вместо этого, он поехал в сторону, чтобы найти ночлег где-нибудь по соседству с Энинву, у кого-нибудь из ее бедных соседей. Ближайшими к ней оказалась семья, где был муж, жена, четверо детей и несколько тысяч блох. Доро провел там самую несчастную бессонную ночь, но за ужином и за завтраком он был приятно обрадован тем, что нашел в этой семье самый лучший источник информации об их богатом соседе. Именно от этой пары Доро узнал о замужних дочерях, о внебрачных детях -рабах, и совершенно недоброседском поведении мистера Веррика, что само по себе являлось великим грехом в глазах этих людей. Он узнал и об умершей жене, и о частых поездках мистера Веррика неизвестно куда, и о самом странном, что было в этом поместье: его часто посещало существо, которое местные жители называли оборотнем. Оно представляло всего лишь большую черную собаку, но один из членов этой семьи, живущий теперь далеко от этих мест, клялся, что эта собака бродила по этой усадьбе еще в пору его детства. Были и слухи о том, что она разоружила нескольких взрослых мужчин и заставила их спасаться бегством. Были и слухи о том, что в эту собаку стреляли несколько раз, почти в упор, но никогда не смогли свалить с ног. Никогда. Пули проходили сквозь нее, словно сквозь дым. Этого было вполне достаточно для Доро. Вот сколько лет Энинву могла проводить время вне дома, в виде большой собаки. Сколько времени понадобилось ей, чтобы понять, что он не мог найти ее, пока она была животным? Самое главное то, что может произойти теперь, когда она может обнаружить его и, исчезнуть, приняв облик животного. Он должен убить ее сразу! Возможно, что ему придется вновь использовать заложников, если он сможет благодаря своему чутью отыскать среди ее рабов тех, кто является подходящей для него добычей. Возможно, он сможет вернуть ее назад, угрожая им. Они должны быть опреленно лучшими из ее детей. На следующее утро Доро направил своего черного коня прямо по дорожке, ведущей к усадьбе Энинву. Как только он подъехал к нему, то из ворот вышел уже взрослый мальчик, чтобы забрать его лошадь. Это был тот самый мальчик, у которого были деформированы руки. - Твой хозяин дома? - спросил его Доро. - Да, сэр, - тихо ответил тот. Доро опустил руку на его плечо. - Оставь лошадь здесь, с ней ничего не случится. Лучше проведи меня к своему хозяину. Он не ожидал от самого себя, что примет именно такое решение, но этот мальчик был абсолютным совершенством с точки зрения того, что требовалось Доро. Несмотря на его физический недостаток, он был его желанной добычей. Вне всяких сомнений, что Энинву очень дорожила им, своим самым любимым сыном. Мальчик без всякого страха взглянул на Доро, затем направился к дому. Доро продолжал держать его за плечо, хотя и без того было ясно, что он не смог бы так легко убежать от него. На этот раз Доро носил тело невысокого худощавого француза, мальчик же был хорошо сложен и мускулист, несмотря на невысокий рост. Все дети Энинву были, как правило, невысокого роста. - А что случилось с твоими руками? - спросил Доро. Мальчик взглянул сначала на него, затем на короткие руки. - Случайность, масса, - сказал он тихо. - Я пытался вывести лошадей из загоревшейся конюшни. И прежде, чем я смог вывести их, горящая балка упала на меня. Доро не понравился местный диалект рабов, на котором говорил этот мальчик, потому что звучал он несколько фальшиво. - Но... Доро нахмурился, глядя на тонкие детские руки, на сравнительно крупном теле, напоминавшем скорее тело молодого мужчины. Никакой случай не может вызвать именно такой деформации. - Я хочу сказать, разве ты родился с такими руками? - Нет, сэр. Я родился с двумя нормальными длинными, как у вас, руками. - Так почему же теперь у тебя такие деформированные руки! - с раздражением заключил Доро. - Всему причиной была эта горящая балка, масса. Старые руки переломились и обгорели. Эти же выросли заново. Еще пара недель, и они будут вполне достаточной длины. Доро рывком повернул мальчика к себе лицом, а тот лишь улыбнулся. Некоторое время Доро соображал, уж не был ли тот сумасшедшим, так же поврежденным умом, как и телом. Но казалось, что мальчик был очень умный, и просто смеялся над ним. - И ты всегда рассказываешь людям, что можешь делать такие вещи, я имею в виду, отращивание рук? Мальчик покачал головой, распрямляясь настолько, что мог смотреть на уровне глаз Доро. В его взгляде не было ничего от раба, и когда он заговорил вновь, он отказался от малейшей попытки говорить так, словно он был раб. - Я никогда раньше не говорил об этом посторонним, - сказал он. - Но вам я сказал об этом потому, что если я расскажу вам все, что я умею делать, и что я единственный, кто вообще может делать это, то у меня будет хороший повод пережить этот день. Не было смысла спрашивать, кто научил его этому. Каким-то образом Энинву выследила его. - И сколько же тебе лет? - спросил он мальчика. - Девятнадцать. - А когда у тебя закончился переходный возраст? - В семнадцать. - И что же ты умеешь делать? - Я могу лечить себя. Я, конечно слабее, чем она, и к тому же, я не умею изменять свой облик. - Почему? - Этого я не знаю. Могу предположить потому, что мой отец не умел этого. - А что мог делать он? - Я никогда его не знал. Он умер. Но она говорила мне, что он мог слышать чужие мысли. - А ты можешь? - Временами. Доро лишь покачал головой. Энинву приблизилась так близко к успеху, который должен был получить он, и на таком сыром материале. - Отведи меня к ней! - сказал он. - Она здесь, - сказал мальчик. Вздрогнув, Доро огляделся вокруг себя, отыскивая глазами Энинву, которая по его предположениям, поскольку он не чувствовал ее, должна быть в облике животного. Возможно, что это она и стояла шагах в десяти сзади него, рядом с пожелтевшим молодым сосновым деревом. Она была огромной с заостренной мордой черной собакой, которая неподвижно, словно статуя, наблюдая за ним. Он нетерпеливо заговорил, обращаясь к ней. - Я не могу толком поговорить с тобой, пока ты выглядишь подобным образом! Тогда она начала изменяться. Это заняло некоторое время, потому что она не спешила, но и он не возражал против задержки. Он ждал слишком долго, и несколько минут теперь не имели значения. Наконец, в человеческом обличье, вновь превратившись в женщину, она, как была нагая, прошла миом него на крыльцо. Именно в этот момент он и намеревался убить ее. И если бы она приняла какой-то другой облик, стала бы какой-то естественной для своего положения бесцветной личностью, она должна была бы умереть. Но она стала именно такой, какой была почти полтора столетия назад, женщиной, с которой он разделил глинобитное ложе за сотни миль отсюда, за много человеческих жизней тому нащад. Он протянул свою руку в ее сторону. Но она будто не видела ее. Он мог взять ее без всяких трудностей, в любой момент. Но он опустил руку, прежде, чем смог дотронуться до ее мягкого темного плеча. Он хмуро взглянул на нее, раздраженный на самого себя. - Проходи в дом, Доро, - сказала она. Ее голос был все тот же самый, молодой и тихий. Он последовал за ней, чувствуя странное замешательство, во-время сообразив, что причиной тому был ее молодой бдительный сын, который и вернул его к реальности. Он взглянул на ее сына, оборванного, босого, покрытого пылью. Казалось что этот мальчик должен бы выпадать из общей обстановки этого красивого дома, но так или иначе, он не выпадал. - Проходите в гостиную, - сказал он, увлекая Доро своей детской рукой. - Пусть она оденется. Сейчас она вернется сюда. Доро и не сомневался в том, что она вернется. Очевидно, мальчик понимал свою роль, как заложника. Доро уселся на драпированное холстом кресло, а мальчик уселся на софу. Между ними находился маленький деревянный столик и камин из черного резного камня. На полу лежал большой восточный ковер, а в комнате были расставлены еще несколько столов и стульев. Прислуга в простом чистом голубого цвета платье и белом фартуке, принесла бренди и взглянула на мальчика, будто осмеливаясь, предложить ему выпить. Улыбнувшись, он отказался. Служанка должно быть тоже может быть хорошей добычей. Интересно, это дочь? - А что может делать она? - спросил Доро, когда она вышла. - Ничего, кроме как иметь детей, - сказал мальчик. - У нее уже закончился переходный возраст? - Нет. Скорее всего что ее это минует. Во всяком случае, если судить по ее возрасту. Тогда перед ним был чисто латентный тип. Такие люди могут передавать свою наследственность своим детям, но не могут сами пользоваться ей. Ее следовало скрестить с ближайшим из родственников. Доро заинтересовался, удалось ли Энинву преодолеть свою брезгливость в отношении этого. Интересно, откуда появился этот мальчик, который может отращивать руки? Неужели от родственного брака? Может быть его отец был одним из старших сыновей Энинву? - А что ты знаешь обо мне? - спросил он мальчика. - Что вы, это вы. Он пожал плечами. - Иногда она рассказывала о вас, как вы увезли ее из Африки, как она была вашим рабом в НьюЙорке, когда там вообще были рабы. - Она никогда не была моим рабом. - Она считает, что была. Хотя и думает, что больше уже не будет.
