Владимир Рыбин - Дело об убегающих звездах
Человек с портфелем, стоявший у двери, оглянулся, посмотрел на младшего лейтенанта спокойно и уверенно, по чему сразу можно было определить немалого начальника.
— Это же надо! — сказал начальник тоном артиста Зиновьева, обращаясь то ли к работнику милиции, то ли к своим двум спутникам, как раз подходившим к нему с большим ломом.
При виде лома у Чуприна засосало под ложечкой.
— Э-э, взламывать-то нельзя. Без разрешения…
— Я разрешаю, — сказал человек с портфелем.
И не успел Чуприн придумать очередной довод в защиту законности, как замок, хрюкнув по-поросячьи, отлетел в сторону. Дверь распахнулась и… За дверью за белым турникетом все увидели мирно дремавшего вахтера.
— Что это вы, люди хорошие, вламываетесь, будто к себе домой, сказал вахтер, зевая и вздрагивая после сна.
Видя, что онемевшие взломщики не в состоянии вымолвить слова, вахтер улыбнулся понимающе и произнес до ужаса буднично:
— Проходите, раз пришли. Только никого нет, все уехамши. Один я остался.
Растерянные посетители, торопясь и толкаясь, прошли через турникет и направились по тускло освещенному коридору к двери, над которой висел светящийся трафарет «Цех».
— Наверное, есть другой вход, а этот вроде как запасной, — неуверенно сказал человек с портфелем. В его голосе слышался испуг: ведь это он велел взломать запертую дверь.
— Нету другого входа, — растерянно произнес Чуприн, который никак не мог прийти в себя от очередной галлюцинации. — Я этот завод сто раз по забору обходил, тут одна дверь.
Хрипло вскрикнув, он вдруг резко развернулся и побежал назад. Вахтера, как ожидал, на месте не было. До турникета невозможно было дотронуться, такой он был горячий.
— И этот! — крикнул Чуприн не то испуганно, не то восторженно, как обычно кричал, когда по телевизору показывали его любимое «Динамо».
Уже не обращая внимания на начальнические нотки человека с портфелем, он ринулся вперед, обежал все закутки крохотного этого заводика, осмотрел кочегарку, откуда выходила нацеленная в небо труба. Но нигде ничего, совершенно ничего подозрительного не обнаружил. Всюду лежала пыль нежилого забытого помещения. Даже озоном не пахло. Скорее пахло совсем другим, противоположным озонной свежести.
— Граждане! — крикнул он, выбравшись из кочегарки. — Прошу освободить помещение. До выяснения. — И почему-то добавил многозначительно: — Здесь нечисто.
Власть есть власть. Милицейская форма да решительный голос укротили даже человека с портфелем. А может, он просто обрадовался, что нашелся некто, взявший на себя ответственность. Только не стал задерживаться, быстренько выбежал во двор, сам вставил вырванный вместе с замком пробой, отошел на шаг, удовлетворенно посмотрел на свою работу: будто так и было и выкатился за ворота.
Чуприн собственноручно закрыл ворота и оглянулся. Скамейка на противоположной стороне улицы была пуста. "Неужели опять? — встревоженно подумал он. — А ведь так по-человечески говорил, особенно про четвертинку". Перебежав улицу, он потрогал скамейку и вздохнул облегченно: скамейка была холодной.
"Может, и в самом деле чужаки прилетали? — подумал он, опускаясь на скамью, чтобы успокоиться, собраться с мыслями. — Как было бы ладно все на них свалить. Писатели на что люди дошлые, и те, чуть что, на чужаков ссылаются. Взбредет что в голову, видят — в огороде бузина, а в Киеве дядька, сейчас пишут: впереди, мол, фантастика, не взыщите, и дело в шляпе. Хорошо бы и в милиции так. Но не верят в милиции в нечистую силу. Начальнику подавай факты. И чтоб никаким озоном не пахло".
Вздохнув от огорчения, что ссылка на фантастику не пройдет, Чуприн поднялся и пошел вдоль забора. Собака во дворе Иван Иванычева дома захлебывалась злобным лаем. Чуприн остановился у калитки, нерешительно взялся за щеколду. Надо же в конце концов удостовериться, что сегодняшний Иван Иваныч не исчез, как вчерашний.
Собака, казалось, готова была вылезть из собственной шкуры, пока Чуприн поворачивал тяжелое кованое кольцо. Он посмотрел в щель, думая, что на лай выйдет хозяин. Но никто не выходил, и Чуприн шагнул во двор. Собака сразу умолкла, словно ее выключили, и попятилась. Сразу же на крыльце появился Иван Иваныч, удивленно посмотрел на своего вдруг присмиревшего пса.
— Вы дома? — обрадовался младший лейтенант и машинально шагнул по чистой асфальтированной дорожке.
Собака отскочила и вдруг, задрав голову, завыла в какой-то не собачьей смертельной тоске.
— Стара стала, — сказал Иван Иванович, сокрушенно покачав головой. Надо новую заводить.
— Ничего, счас отойдет. — Чуприн тоже удивлялся необычному поведению собаки. Но он уже понимал, что все дело в нем самом. Видно, пока ходил по заводу, набрался чужих запахов или еще чего другого, пугающего собак. Недаром же они выли каждый раз, как появлялись и убегали звезды.
Он шагнул назад, захлопнул за собой калитку и, уходя, услышал, как пес, словно спохватившись, снова залился лаем.
Теперь у него не было сомнений, что надо писать рапорт с подробным изложением всего случившегося, со всеми своими выводами-доводами. И пусть в отделении смеются над его инопланетным шерлокхолмством, пусть начальник направляет его на медкомиссию, он все равно сообщит о своих наблюдениях куда следует. Не может быть, чтобы не нашлось хоть какого-нибудь профессора, которого бы не заинтересовал феномен убегающих звезд. Приедут, сделают анализы, разберутся в собачьей панике.
Одно только беспокоило привыкшего к милицейской логике участкового инспектора. Ведь если это в самом деле космические воры, то они должны быть заинтересованы в том, чтобы никто не знал о них. Зачем же устраивали эти спектакли с исчезновениями? Знали же, что оставляют след — тепло у забора, у столба, на скамейке, в сейфе. Допустим, что они иначе не могли. Тут логика есть: поманить видением, отвлечь внимание от заводика. Это они и сделали: ему подсунули черненького с бумажником, Ивана Ивановича отправили в дом отдыха, а Нюру — к больной матери.
Чуприн подумал было, что Нюра тут вроде бы совсем ни при чем, но мысль его переметнулась к последней несуразности. Зачем под самый конец им понадобился липовый Иван Иванович, читающий фантастику? Хапнули свое и улетайте так же незаметно, как прилетели. Так нет, захотелось еще подразнить, приоткрыть карты. Тут что-то не так. Непорядок. Если он есть на Земле, то почему бы ему не быть на другой планете, откуда прилетели эти черти со своими звездочками? Это же так ясно: если идут на тайное, на воровство, значит, делают недоброе дело. А одно недоброе само по себе разве существует? Недоброе всегда там, где есть доброе, оно паразитирует на добре, живет его соками. Значит, в тех людях, что прилетели с недобрым намерением, тоже могло заговорить человеческое?
