Константин Якименко - Тень на дереве
Каждый день, хотя бы раз, я ловил себя на мысли: что, если оно пришло забрать её, а меня нет рядом, и некому её защитить?
Наконец я сорвался с места и вернулся выяснить, как она там. Но я опоздал. Никто никогда не видел такую женщину. Пока я терзался сомнениями, оно сбросило её с дерева — а я так и не узнал, как её звали.
Больше я не позволял себе подобного легкомыслия. Если ты обучался на островах Дракона, ты не сможешь просто так сложить с себя ответственность за окружающих. Даже если они тебе — никто.
Иногда я спрашиваю себя: что объединяет всех этих женщин? Почему именно они, а не другие, замечают меня?
Не знаю, что между ними общего, если это вообще имеет значение. Разве что одно: все они были не похожи на Ильму.
Лестница: прямые безликие ступеньки. Беспочвенная гордость нахальных граффити — их вызов обращён в никуда. Одинокое, отрешённое от мирской суеты эхо.
Плавный поворот ключа.
— Вот здесь я и живу, — говорит Лада.
Переплетение линий — как переплетение судеб. У каждого предмета — своя судьба, но людей это никогда не интересовало. Избыток лишних стыков: ещё одна человеческая глупость. Пока не важно.
Плащ сиротливо повисает на вешалке.
— Ну, пройдём в комнату, или так и будешь стоять?
— Идём.
Двери, которые ничего не закрывают; круглая лампа под потолком недавно там жил паук, но Лада этого не помнит.
Она в кресле. На ней короткая чёрная юбка и голубая кофточка — просто, без излишеств.
Удар из угла — направленный взрыв во лбу. Нет, разве так можно?! Упругие волны: они давят, они идут во все стороны. Продалбливают дыру в черепе и вонзаются в мозг. Серая каменная фигурка всадника на телевизоре.
— Убери это!
— Что такое, Ник?
— Убери!!! Выбрось!
— Да чего ты…
— Нет. Сиди! Я сам.
Всадник в моей левой руке. Она пылает! Линии разбегаются, многократно перекрещиваются: узел, что проходит сквозь неисчислимые измерения. Люди не понимают, с чем имеют дело. Я… а-а, как же больно!
Окно: прямо туда.
Фигурка встречается с асфальтом и разбрызгивается множеством осколков. Линии расплываются; стык теряет целостность. Теперь легче.
В груди — привычное тук-тук:
«Помнишь? Я здесь!»
Ещё бы я мог забыть.
— Ник, ты ненор… — Лада осекается. Она прочитала всё у меня на лице.
— Извини. Он был тебе дорог?
— Это от папы.
— Ему не место здесь.
Она плачет. Непонимание и беспомощность — но кто виноват? С силой нельзя шутить, даже если ничего о ней не знаешь. Особенно — там, куда вот-вот наведается в гости другая её сторона.
Сохраняй контроль, человек!
— Мне не надо было сюда приходить?
— Не знаю… Ник! Можно, я буду откровенна?
— Конечно.
— Ну… ты не псих из дурдома, я верю. Но я боюсь тебя. Очень боюсь. Именно так, как боятся психов. Ну, когда не представляешь, чего от человека ожидать.
— Лада, я знаю.
— Ну что… что ты знаешь?! — нападение вместо защиты.
— Я хуже, чем псих. Я не человек.
— Боже… — она откидывается в кресле. — Мы знакомы всего неделю, а я уже так устала… Ты говорил… это скоро случится, да? Это твоё оно?
— Скоро. Ты хочешь, чтобы оно пришло?
— Не знаю… — растерянность. — А ты сам чего хочешь?
— Покоя, — но верный ли это ответ?
— А чего хочет оно?
— Я не знаю.
— Но ты же думал об этом? Ведь не мог же не думать? Ну, если оно это часть тебя…
— Оно — не часть меня, — перебиваю резко. — Мы с ним — две части одного целого. Именно так, а не иначе.
— Хорошо… — тяжёлый вздох. — Вы — две противоположности, которые когда-то были одним. Оно знает то, что знаешь ты. А ты — то, что знает оно. Я говорю правильно?
— Да… не совсем точно, но — да.
— Тогда чего так сильно хочет оно? Так же сильно, как не хочешь этого ты? Или… не знаю… или наоборот. Ты очень хочешь чего-то — а оно хочет, чтобы это никогда не случилось?
Конечно же: Ильма! Как бы я хотел увидеть её снова! Пускай даже только увидеть… И, вне всякого сомнения, оно не хочет, чтобы мы с ней были вместе. Не важно, почему… Или важно? Всё равно — это не объясняет остальное.
— Ник! Ты ответишь? Я же для тебя стараюсь!
— Можно мне подумать?
— Ну думай… А я тогда пока посплю. Ладно?
— Спи, — говорю я.
И пока Лада безмятежно дремлет в кресле, я думаю.
Почему оно оказалось сильнее меня? Почему, когда я свершил ритуал и мы состязались в скорости во вселенском туннеле, оно с лёгкостью неслось вперёд, а мне приходилось прилагать все усилия, чтобы только не отставать от него? Почему именно оно первым пересекло границу и сделало меня тенью?
Нет. Надо начать раньше.
Королевский дворец на Кариэме. Мой дворец. Я только что узнал о Вызове.
Нет, не так: Кенил только что поведала мне о Вызове.
Когда обучение закончилось и мы собирались покинуть острова, Дракон назвал претендентом Мохеллиана. Поэтому почти все думали, что именно он и станет Избранным. Но Кенил считала иначе.
Или нет? Как я могу теперь узнать правду?
Помню, как она сказала мне, когда у меня уже был Кристалл: я всегда знала это, Чамен! Всегда знала, что в конце концов учитель всё-таки изберёт тебя.
Она сказала так, потому что и вправду верила? Или потому что хотела верить и…
Да, договаривай: потому что любила меня!
Шёпот вьюги: ты и тогда это знал.
Да, я знал. Так же, как и то, что только один из нас выживет. И всё-таки принял Вызов.
Но ведь я всегда любил Ильму! А Кенил…
Нет, стоп. Когда я во второй раз отправился на острова, я ведь не рассчитывал, что стану Избранным. И когда умирающий учитель вручил мне Кристалл, это вышло неожиданно для меня. То есть, я, конечно, надеялся, что так может быть. Надеялся — но не верил, что у меня больше шансов, чем у кого-нибудь другого. Прежде всего — у Мохеллиана.
Я ничем не выделялся среди прочих учеников. Я был прилежным и исполнительным, но… да, признавайся: я никогда не был столь талантлив, как Мохеллиан. Безусловно, он был достойнее меня. И когда учитель в первый раз остановил выбор на нём, он поступил справедливо. Но во второй раз, когда он вручил Кристалл мне…
Книга — для мудрости. Кристалл — для силы.
И Жезл — для власти. За Жезл нам и пришлось бороться друг с другом.
Нас было семьдесят семь, но только сорок девять приняли Вызов. Остальным, которые отказались, пришлось отречься от учения. О нет, я бы ни за что на это не пошёл!
Даже, если бы опасность угрожала Ильме?
Глупо. Ей ничего не угрожало. Только… только потерять меня навсегда, только это.
Она ведь и так потеряла меня! Как смешно: я победил, но Ильма всё равно потеряла меня.
