Константин Якименко - Тень на дереве
Обзор книги Константин Якименко - Тень на дереве
Константин Якименко
Тень на дереве
Когда я открываю окно в своей комнате, я вижу ветку. Она суха и черна, на ней совсем нет листьев, и она безобразна в своей наготе. Её жёсткие когти тянутся ко мне, подбираются всё ближе и ближе… она хочет достать меня, вцепиться в грудь и вырвать моё сердце.
Она его не получит. Оно его не получит.
Ведь я теперь могу не думать об этом. Как глупо!
Время — тоже дерево. Некоторые считают, что оно — река, но они просто ничего не знают.
Они не знают, как это — прыгать с ветки на ветку.
Лучше всё-таки закрыть окно.
Мерзкое древесное щупальце бьётся в стекло, барабанит по нему в беспощадном, безжалостном ритме, не зная усталости: тук-тук-тутук!
«Помнишь? Я здесь!»
По-прежнему здесь. Да, я помню.
Можно отойти от окна. Сесть в кресло, расслабиться… Или нет. Сначала открыть шкаф, достать книгу, раскрыть на странице…
Книгу. Ту самую Книгу. Я больше никогда не смогу её достать. Так же, как Кристалл и Жезл. О, это я тоже помню!
В Книге сказано: можно разбить зеркало, но нельзя избавиться от тени.
И ещё: когда наступает ночь, тени не исчезают. Они вырастают и соединяются, они становятся одним огромным целым. И когда они вместе, их власть безгранична.
Тени… но ведь теперь тень — это я. Значит ли это, что оно никогда не сможет от меня избавиться? И, кроме того: что такое теперь оно?
Тень — это тёмный отпечаток, порождённый светом. Но ведь со мной всё наоборот! Я — светлый отпечаток тьмы.
Светлый ли? Хотел бы я знать точно.
А ведь так было не всегда. Вначале я был человеком, а оно — всего лишь моей тенью. Тогда у меня ещё были три атрибута: Кристалл, Книга и Жезл. А теперь у меня нет ничего.
Если бы я только мог! Если бы я мог…
Её зовут Лада, и она совсем не похожа на Ильму. У неё светлые волосы, они окаймляют лицо половинкой овала. В её серых глазах — робость, и одновременно веселье.
Мы познакомились на дискотеке. Она смотрела на меня так, будто очень хотела что-то сказать. Хотела, но не знала, как. А я знал, но сказал другое. А потом мы танцевали.
Она назвала меня Колей. Вот ведь смешно! Мне не подходит такое имя: звучит слишком мягко и податливо. Теперь она называет меня Ник.
Зачем это, спрашивает оледеневший камень внутри. Ты же знаешь: просто ещё одна ветвь, больше ничего.
Ведь всё когда-нибудь заканчивается, кроме ветвей.
Какая разница?
Мы в кафе со странным названием «Иридиум». Ничего не значащее совпадение: с той же буквы начинается имя Ильмы. Здесь полумрак, но его разрушает шар, что крутится под потолком и бросает на стены разноцветные отблески.
Шар — неправильный. Он чужой, ему не место здесь. Впрочем, мне — тоже.
Музыка. Звуки плывут, но их дробят на части. Это жестоко: они не хотят умирать, но вынуждены расставаться с жизнью снова и снова. Бесконечное число раз. Смерть становится их сущностью и проникает в души сидящих здесь людей. Но те ничего не понимают. Они никогда не поймут: даже если чёрное окутает их целиком, погрузит в себя, словно в кокон, и утащит за собой. Даже тогда.
Но я ведь могу не думать! Так почему же снова..?
— …где? — далёкий голос. Он не умирает — он живёт полной жизнью.
— Извини. Я отвлёкся.
— Ты странный. А я ещё всегда считала, что хорошо разбираюсь в людях. Но ты для меня — загадка. Во всех смыслах!
Да-да, она сказала — «в людях». А я…
— Ты боишься меня?
— Ну… нет. И да. Немножко.
Наливаю вино: дорогая «Хванчкара». Пьём; под потолком всё красное. Надо быть начеку! Сохраняй контроль, чело…
— Меня не надо бояться, — говорю не то, что знаю.
— А кого — надо?
Будто удар в спину: секундная потеря ориентиров.
Но ведь она ни о чём не догадывается, верно?
И не должна. Пока — только так.
— Глупости. Тебе никого не надо бояться!
— Ты меня успокоил, Ник, — теперь Лада говорит не то, что чувствует.
Лёгкий ветерок. С него всегда всё начинается.
Его лёгкость обманчива. Он пропитан холодом вакуума; он проникает под одежду и запускает мурашки по спине. Он совсем слабый, но его ледяные уколы пронизывают насквозь. Его не спутаешь ни с чем.
Ловлю линию и тянусь за ней. Дальше, ещё дальше…
Переплетение железа, дерева и пластмассы. Многоуровневый стык.
Пока ничего…
Но ветер уже стихает, даже толком не начавшись. Вот и хорошо, вот и успокойся. В этот раз обошлось.
И всё-таки равнодушный металл постукивает из-под черепа:
«Помнишь? Я здесь».
Её звали Кенил, и она тоже была совсем не похожа на Ильму. Её беспорядочно торчащие волосы будто пылали костром, а узкие глаза рассекали меня надвое, как гильотина. Помню, я подумал тогда, что она — настоящая королева пустыни.
Пустыня. Закрываю глаза — и вижу, как мы стоим посреди неё. Возле камня, что указывает путь. Последнего камня.
— Чамен, — говорит Кенил, — я думаю, время пришло.
— Время для чего? — делаю вид, что не понимаю.
— Ты знаешь.
Она права: мы все знали. Знали с самого начала, когда приняли Вызов: только один доберётся до конца и получит Жезл.
— Но мы ещё не дошли, Кенил.
— Тебе придется драться с Мохеллианом. Незачем растрачивать силу.
— Или тебе.
— Нет.
— Что?..
— Убей меня сейчас. Я не буду защищаться.
Холод. Страшная близость пустоты.
— Ты не в своем уме! Я… что за глупости?!
— Чамен, это не глупости. Тебе всё равно придется.
— Нет, прекрати сейчас же! Мы дойдем туда вместе и вместе сразимся с Мохеллианом.
— А потом?
— Потом… потом — друг с другом. Честно, как и должно быть.
— Нет. Ты — Избранный. Или Мохеллиан. Но я думаю — ты, потому что у тебя Кристалл. Все остальные ничего не значат.
— Неправда! — отчаянный крик, потому что…
— Правда, и ты это знаешь.
Да, верно. Знаю, но не хочу — так.
— А если я отдам тебе Кристалл?
— Ты не сделаешь этого.
Но я снимаю цепочку — и вот он, у меня на ладони. Обычно камень сверкает всеми цветами радуги, но сейчас он холоден и пуст.
— Бери. Я дарю его тебе.
— Но тогда я убью тебя. И это ты тоже знаешь.
— Я не думаю, что ты сможешь, Кенил.
— Посмотри мне в глаза. Они тебя не обманут.
Я погружаюсь в её взгляд — в безнадёжную обречённость и непреклонную решимость. Я уже видел такой взгляд, и не единожды…
— Ты не убьёшь безоружного, — говорю я и опускаю меч на песок.
Она усмехается:
— Не сейчас.
Помню: мы у камня, и на нас нет одежды. Мы любим друг друга, как два зверя, до предела одержимые яростью. Для нас нет границ. Мир исчез; всё лишнее исчезло.
