Александр Дон - Проблуждение миров (Полусредний мир – 1)
Цапгкорн же, не обращая на жену никакого внимания, вздохнул и закончил мысль:
– Впрочем, нам до волшебных делишек нет никакого дела. Лишь бы таверна не пустовала. Но с этим беда: нынче в карманах у людей – как в головах у волшебников: только ветер свистит!
В зале между тем наблюдалось оживление: очаг тлеющего конфликта разгорался в полноценную трактирную драку.
Пьяный гном, употребивший четверть кружки тролль-грога, пытался завязать ссору с гигантским горным троллем. Ссора возникла из-за того, что гном, наступивший троллю на ногу и не дождавшийся ответной реакции, счел себя глубоко оскорбленным.
С воплем: "Ах, так ты уже славных гномов не замечаешь, рыло каменное!" он бросился на тролля.
Разница в росте не позволяла гному смело смотреть в лицо противнику – даже поднявшись на цыпочки, он мог разве что смело посмотреть троллю в пах, и гном компенсировал ее оглушительными визгливыми воплями. Меланхоличный тролль не обращал на гнома ни малейшего внимания, что приводило того в совершенное неистовство.
Попрыгав вокруг тролля минут пять и не добившись никакого результата, гном выхватил топор и принялся методично разрушать обстановку трактира.
– Пожалуй, не следовало добавлять столько мухоморной настойки в тролль-грог, – задумчиво сказал Цапгкорн, наблюдая, как гном крушит деревянную колонну.
– Все равно подпорки надо было менять, – ответила Цапфлея, обтирая грязной тряпкой пыльные бутылки. – Хорошо бы, чтоб он снес вон ту стойку. Она уже давно шатается.
Будто услыхав ее, гном перекинулся на стойку и принялся яростно колотить по ней топором. Послышался треск, затем грохот и придушенный вопль.
Посетители трактира, до этого момента пассивно наблюдавшие за гномом и подзадоривавшие его криками, сочли, что время для небольшой вечерней драки настало.
Сидевший с краю колбасник заехал в ухо ночному грабителю, а вор-сундучник изо всех сил огрел булочника глиняной кружкой по голове.
Через минуту трактир бушевал.
Воздух густо наполнился руганью, воплями и сочными звуками ударов. Барабанный хряск ломающихся ребер дополнялся короткими литаврами зуботычин, пиццикато воинственных криков и мелодичным перезвоном бьющейся посуды. Трактирная симфония успешно преодолела увертюру, прошла главную сцену, когда дерущиеся совместными усилиями повалили стойку с напитками, и уверенно приближалась к финалу. Быстрое кулачное крещендо перешло в соединенный ударный аккорд, сопровождавшийся победным гортанным воплем.
Раздался короткий свистящий звук, напоминавший бронхиальный пароксизм великана-камнееда.
Цапгкорн быстро присел.
Огромный боевой топор просвистел по залу и с грохотом вонзился в стойку на том самом месте, где мгновение назад была голова Цапгкорна.
– Я думаю, пора вынимать жареного гуся, – сказал Цапгкорн, вылезая из-под стойки.
Услыхав про гуся, дерущиеся быстро успокоились. Напряжение в зале стало спадать.
Драка увяла.
Порядком умаявшиеся горожане с чувством выполненного долга вылезали из-под столов, осторожно ощупывая челюсти и производя ревизию уцелевших зубов и ребер.
Судя по предварительным результатам, вечер удался на славу.
Наскоро разметав веником по углам осколки посуды, оборванные манжеты и выбитые зубы, Цапгкорн отправился на кухню за гусем.
А вернувшись, он обнаружил в зале нового посетителя.
За самым дальним столом возвышалась фигура в черном плаще и капюшоне, надвинутом на глаза так, что разглядеть лицо незнакомца было совершенно невозможно.
Появление человека в капюшоне нисколько не удивило гоблина. "Взбесившийся ёж" был тем местом, где часто появлялись люди, не ищущие дешевой популярности, и предпочитающие широкую известность в узких кругах, вроде ночных убийц и грабителей.
Но в этом посетителе было что-то странное.
Чутье старого гоблина безошибочно подсказывало ему, что что-то здесь не так, но Цапгкорн никак не мог понять, что именно. На первый взгляд – посетитель как посетитель, возможно, грабитель или убийца, а может, просто честный порядочный вор. Пришел отдохнуть после трудного дня, заполненного погонями, стычками, поножовщиной и ежеминутным риском. Сидит себе тихонько в углу, ни к кому не пристает, никого к себе не приглашает. Посидит, выпьет пинту-другую, и уйдет восвояси. А куда он пойдет и дойдет ли – это никого не касается. Лишь бы заплатить успел. А уж в этом старый гоблин не сомневался. Недаром тугими мешочками с золотом в подвале трактира было занято шесть больших кованых сундуков, а седьмой сундук был заполнен почти на четверть. Уже шестнадцатое поколение гоблинов ежедневно снимало с "Взбесившегося ежа" свою порцию сливок, а если учесть, что гоблины живут триста лет, то срок получается немалый. Тут мысли Цапгкорна как-то сами собою свернули на мешочки. Он стал припоминать, сколько мешочков прибавилось за прошедший год, и всякий раз у него получалось, что либо одного мешочка недоставало, либо один мешочек оказывался лишним.
Подведя наконец баланс и вполне успокоившись, Цапгкорн снова вернулся мыслями к странному посетителю.
"Волшебник? – думал он, наблюдая за ним из-за стойки. – Нет, не волшебник. Те рассеянны и глуповаты, а этот собран и насторожен. Вор? Нет, не похож. Убийца?
Тоже не то. Кто же он? К компаниям не клеится, сидит один как перст – и хоть бы кто подсел к нему".
И тут старый гоблин наконец понял, что именно смутило его в незнакомце.
Дело было в том, что вокруг человека в черном плаще образовался странный вакуум.
При том, что таверна была забита посетителями сверх всякой меры, стол, за которым располагался незнакомец, был абсолютно пуст. Желающих разделить общество человека в капюшоне не находилось.
Цапгкорн присвистнул.
– Что-то здесь нечисто, не будь я гоблин, – подумал он. – Эта птичка не из нашего курятника!
Тут, будто в подтверждение его мыслей в таверну вломился пьяный ремесленник, огляделся в поисках свободного места, ринулся было к столу незнакомца, но внезапно остановился, будто ударившись о невидимую стену, и попятился.
Цапгкорн хмыкнул, перекинул через локоть грязную тряпку, символизирующую крахмальное полотенце, и направился к посетителю.
Обмахнув тряпкой стол и размазав грязь более-менее равномерно, он одновременно попытался заглянуть под капюшон незнакомца. Из этого, правда, ничего не вышло – капюшон был надвинут на самые глаза, – но зато он услышал голос посетителя.
– Пинту эля и холодную телятину, – донеслось из-под капюшона.
Цапгкорн вздрогнул. Голос у посетителя был тяжелый и низкий, похожий на гул органа, и от него веяло ледяным холодом. Старый гоблин почувствовал себя так, будто его на несколько секунд опустили в могилу.
