Наталья Резанова - Ночь правды
Но это была не часовня.
Сестра Тринита окинула взглядом знаки, начертанные на полу и на стенах, алтарь и ковчежец на алтаре.
Женщина сделала шаг в сторону бегинки.
- Стоять на месте! - перемены в голосе и манерах сестры Триниты были разительны. - Ты училась у Черной Бет, а ее сила - ничто перед моей. И я, в отличие от Черной Бет, дьяволу души не продавала!
Женщина, окаменев, смотрела на нее.
Сестра Тринита продолжала:
- Ну, что, моя девочка? Самолюбие заело? - она была немногим старше хозяйки дома, но в тоне ее сквозило превосходство взрослой над неразумным ребенком. - Не могла себе простить, что ты, такая высокородная... как же, вдова наместника, чуть ли не вдовствующая королева... спуталась с простолюдином?
- Это он тебе рассказал? - хрипло спросила та
- Ну, что ты. Твоего имени он не называет даже в бреду. Ничто не заставит его тебя выдать. Но у меня свои способы... Итак, ты решила отомстить ему за свое падение. Или, - ее вдруг посетило совершенно новое соображение, - ты это сдела- ла из ревности?
Женщина молчала.
Подобрав подол, сестра Тринита шагнула через нарисованные на полу символы и откинула крышку ковчежца. При виде его содержимого лицо бегинки исказилось от отвращения. Она быстро захлопнула крышку.
Женщина, воспользовавшись тем, что внимание ее противницы отвлечено, протянула руки перед собой и что-то быстро зашептала. Бегинка мгновенно повернулась, раскрыв ладони.
Протянутые руки женщины с хрустом вывернулись назад, словно кто-то их жестоко заломил. Сестра Тринита продолжала делать движения, будто вывязывая невидимые узлы. Женщина, кривясь от боли, стремилась высвободиться из захвата. Тщетно. Наконец, не выдержав, она рухнула на пол и разрыдалась.
- Я же предупреждала, девочка, - голос сестры Триниты прозвучал неожиданно мягко, - не надо этого делать.
К ней повернулось залитое слезами лицо.
- Мы встретились В Нижней Лауде... на прошлую Пасху... Клянусь, я не не завлекала и не звала его! Он пришел сюда... это было в прошлую Ночь Правды... просто влез в окно. Сказал, что не может больше сдерживать себя... И я тоже... не могла.
- А наутро ты возненавидела его. Еще бы! Ты - и какой-то бюргер, даже не богатый... И ты прогнала его. И он ушел. Тогда ты стала ненавидеть его еще сильнее - не за то, что приходил, а за то, что ушел...
- Я не знаю... не знаю... Мне было очень плохо. Но меня утешало, что и он тоже страдает... А он посмел завести любовницу, сопливую девчонку, которая ему в дочери годится!
- Глупая ты женщина, - устало сказала сестра Тринита. - Девчонка крестница и племянница Кесслера, вот и все. Итак, ты решила отомстить. Время для этого решающего значения не имело, но ты выбрала Ночь Правды годовщину своего униже- ния. Кстати, ответь мне - почему ты решила извести его, а не ее?
- Я подумала, что виноват он. Она такая молоденькая и глупая, что...
- И опять ты ошиблась. Такая уж твоя судьба - во всем ошибаться.
Девочка вовсе не глупа - она вполне самостоятельно разобралась в этой истории. И без всякого вмешательства магии. Но дело не в ней. Дело в тебе. Я много раз сталкивалась с подобными вещами. Люди - мужчины и женщины - не разобравшись в своих чувствах, запутавшись в страстях, ослепленные страхами и желаниями, творили то же, что и ты, И почти всегда это кончалось костром. Но не в твоем случае. Ты - там куда правосудие уже не достигает. Они-то хоть творили зло в страхе перед наказанием. А ты уверена в безнаказанности. Вот что особенно противно. Хуже даже, чем колдовство.
Она вынула из-за пазухи флягу и начала кропить из нее символы на полу и стенах. Они начали постепенно исчезать, точно поеденные кислотой, а по комнате пополз непонятный то туман, то ли дым, точно от горящего торфа.
- А это я возьму с собой. - Бегинка через плащ, как будто опасалась обжечься, подхватила ковчежец с алтаря, и тщательно завернула.
Женщина не ответила. Она плакала.
В тот день Кристина так и не дождалась сестры Триниты. Та явилась на следующее утро. Вид у нее был порядочно измученный, даже постаревший, хотя тяготы и заботы всех предыдущих дней не оставляли на ее облике никакого следа.
- Ну, как он? - с порога спросила она.
- Спит. По-моему, ему лучше.
- Так и должно быть.
- Значит, удалось?
- Да.
- И она больше не сможет ему повредить?
- Нет. Я уничтожила ее колдовские орудия. Да она, я думаю, и не захочет.
Кристина ожидала пояснений, но бегинка, угадав ее намерения, сухо сказала: - Могу только заметить, что во всей этой истории есть один человек, которому крупно повезло. Ты. - Она покачала головой. - Я еще побуду здесь, пока не уверюсь, что больной выздоравливает. Потом уйду.
Прошло больше месяца прежде, чем Кристина вновь постучалась в дверь сестры Триниты.
- Я пришла попрощаться... Ой, какие куколки забавные!
- Это не куколки. Шахматы. Игра такая...
- Ну, значит, все равно куколки... За мной приехал отец. Завтра мы уезжаем домой, в Бранку.
- Выходит, твое желание, высказанное в Ночь Правды, исполнилось?
Кристина кивнула и улыбнулась.
- А твой крестный?
- Он поправился. Совсем. И совсем не помнит того, что было во время болезни. А насчет всего остального - молчит. Но он ведь и раньше молчал... Знаете, я рада, что уезжаю. Я люблю дядю, но хорошо, что все уже кончилось.
- Для тебя. Не забывай, что главные участники этой истории живы и на своих местах.
- Так что же будет?
- Не знаю.
Сестра Тринита передвинула фигуры на доске. - Честно, не знаю. Выйти за него она не может, это против всех наших обычаев. Возможно, переступит через свою гордость и продолжит с ним тайную связь. Это, конечно, наилучший выход, хотя, я принадлежа к духовному сословию, одобрить его не могу. Или они будут мучиться дальше.
- А нельзя ли сделать так, чтобы они все забыли? Не помнили друг о друге, что когда-то вообще встречались?
- Сделать-то можно. - Сестра Тринита смотрела на шахматную доску. Она знала, каким будет следующий вопрос, и ответила на него. - Но я за это не возьмусь. Кто угадает последствия? Как это скажется на их душах? Подавленные страсти, загоняемые внутрь, имеют склонность выползать наружу в самом уродливом виде. Если бы святой Антоний жил не в пустыне, а на рыночной площади, ручаюсь, бесы не терзали бы его столь рьяно. А ведь он был святым... Кстати, только ли проклятие виновато в безумии твоего крестного? Отчасти он сам себя до этого довел. И хорошо нам судить о страстях с позиции бесстрастия, тебе - по причине юности, мне - из-за принадлежности к общине и знаний - они ведь сушат душу. Нет, - она подняла голову, - здесь я уже достаточно сделала. Дальше я не пойду.
- Зато я пойду. - Кристина встала. - Не в этом, конечно, смысле. К отцу пойду. Он уже ждет.
