Джек Скиллингстед - «Если», 2008 № 10
— Сомневаюсь, Фрия. Люди имеют склонность видеть меня насквозь. Особенно женщины. В общем, я купил ей кофе, и мы разговорились. Она действительно была милой девушкой.
— А что с банковским счетом, почему он был пуст?
— Он не был пуст.
— Но ты сказал…
— То было раньше. А когда я добавил себя, прошлая история тоже поменялась. Линн призналась мне, что плачет из-за своей лучшей подруги, которая больна раком груди. Что такое банк по сравнению с этим?!
Фрия минутку подумала.
— Но если пустого счета никогда не было…
— Очень даже был бы, если бы я оставил девушку в покое.
— Это ты так думаешь. Но, возможно, истории в твоей голове не становятся реальными, а так и остаются в голове. Она рассказала тебе, что ты напоминаешь ей школьного приятеля?
Нил посмотрел на свою кружку:
— Нет.
— Вот видишь? Может, ей понравился именно ты, такой как есть. Ты ведь остановился и поинтересовался, все ли в порядке. Или ее привлекло твое доброе лицо. Неужели это настолько нелепо? Может, никакой сверхъестественной силы у тебя нет.
— Ты кое о чем забываешь…
— О чем же?
Дверь мужского туалета открылась. Нил напрягся, расплескав кофе через ободок кружки, потом расслабился, когда из двери вышел похожий на хиппи парень с собранными в хвост волосами, вытирая руки о джинсы.
— Что, что случилось? — всполошилась Фрия.
Нил обмяк, поставил кружку на стол. Потер глаза.
— Ты забываешь, что о тебе я знаю всё. Про кота, Роджера, грубый секс, про всё.
Фрия покраснела:
— Может…
— Может, что?
— Я подумала: может, ты читаешь мысли?
— Я не читаю мысли, — досадливо проговорил он. — Господи, как же распространяются эти псевдонаучные бредни!
— В этой версии гораздо больше смысла. Чтение мыслей, по крайней мере, имеет под собой хоть какую-то научную основу. — Фрия вспомнила одну из серий «Секретных материалов». — Например, ты читаешь мысли, совершенно не подозревая об этом. Вот тебе и кажется, что ты выдумываешь рассказ, но на самом деле это чистая правда, и с нее-то всё и начинается. Как тебе эта идея?
Он мрачно поглядел на нее исподлобья.
— Не обращай внимания! — поспешно сказала Фрия. — Так что случилось с той девушкой из банка?
— Я же сказал тебе: ничего!
— Тебя к ней не тянуло и вы больше не виделись?
— Нет. Она бы не захотела встречаться. Я просто попался на пути девушки в тот момент, когда она была более всего уязвима.
— По-моему, глупо так думать… — заметила Фрия. — Поверь мне, я знаю, в чем твоя проблема.
— И в чем же?
— Ты боишься, что кто-нибудь поймет, кто ты есть на самом деле. — Она вспомнила книгу Доктора Фила[1], но это не помогло.
— Это странно, конечно… но я и сам не знаю, кто я такой. Мне порой кажется, что когда-то очень-очень давно я начал рассказывать истории о себе. Может, потому что всегда был один… По крайней мере, в детстве мне так казалось. Не могу сказать, что в нашем доме обитало счастье, хотя обычно все так говорят. Чтобы отгородиться от большого и негостеприимного мира, я стал сочинять. И во сне тоже. Даже по большей части во сне. Ты же знаешь, сны показывают нам, как мы самих себя представляем, во что мы действительно верим или очень хотим верить. И это не бред. Сны не лгут. Во сне мы невольно склоняемся к тому, чего, по нашему мнению, заслуживаем. Но есть и еще кое-что. Я даже думал — и тут ты действительно сочтешь меня психом: а что если изначально я даже не был человеком? Потому что добрую половину времени я до сих пор не чувствую себя человеком.
— Нил!..
— Да?
— Ты псих.
Он усмехнулся.
— Я же говорил, — сказал он. — Тебе надо было сразу поверить.
— Как же ты можешь быть не человеком?
— Послушай. Я много путешествую. Мне нравились большие города, потому что там много людей, и казалось, одиночество отступает. Но это не так. Я торчал в своей дерьмовой квартире, выходил в кафе, в кино, но всегда один, всегда сам по себе. Все остальные люди, их постоянная толчея вокруг — это вгоняло меня в депрессию. И я поехал по маленьким городкам. Как только я замыслил этот тур, в первую очередь, решил посетить Мейберри[2]… Ну, ты знаешь, Энди Гриффит и все такое. Но не сложилось. В таких городках люди крайне подозрительны к чужакам. Тогда я отправился было в дорогу бродягой Дхармы по пути Керуака[3], но тоже не смог. Похоже, силы мои иссякли. Я устал!..
— Как же ты умудрялся жить во всех этих местах. Ты как-то зарабатываешь?
— Я писатель.
— А…
— Ты имеешь в виду «ха-ха», верно? Хорошо, но ты не права. Для меня вполне естественно быть писателем. Например, есть у тебя талант к конструктивному сопереживанию — значит, ты можешь стать советником или учительницей. Мой талант — сочинять.
— Но, Нил…
— Что?
— До сих пор мне казалось, что писатели такие же люди, как и все остальные…
— Думаю, большинство — да. Лично я не общаюсь с теми из них, с кем знаком. Все они какие-то не от мира сего.
— Слава богам, что ты не такой!
— Точно, слава богам.
— Так что ты имел в виду, когда говорил, будто ты не человек?
— Ты смотрела «Космическую одиссею» Кубрика?
— Конечно.
— Помнишь, в конце Звездный ребенок плывет в космосе над Землей? Иногда я об этом думаю…
— Что именно думаешь?
— Что я начинал вот так, как Звездный ребенок… И приснился мне сон о планете — и стала планета. Потом планету населили все эти действительно интересные существа, исполненные возможностей и противоречий, и мне показалось, будто я слишком заигрался, вложил слишком много в свой сон. А потом я забыл, как это все начиналось. С тех пор я проклят, обречен сочинять, рассказывать бесконечную историю, в которой моя прежняя личность Звездного ребенка играет, экспериментируя со своими возможностями. А когда я засыпаю, мое обезумевшее подсознание одинокого существа взрывается страстным желанием разрушить не принимающий меня мир — и развязываются войны, вспыхивают эпидемии и тому подобное. А ты что думаешь?
— Я думаю, что ты слишком много думаешь.
— Господи, ненавижу, когда люди так говорят. Как можно «слишком много» думать?
— Подожди минутку. А что ты пишешь?
— Полагаю, если я скажу, что я пишу научную фантастику, ты скажешь два «ха-ха».
— Так ты действительно писатель-фантаст?
— Когда я был очень маленьким, я видел восстановленную версию этой картины, — сказал Нил, будто она задала совсем другой вопрос.
— Мать оставила меня у телевизора одного, наверное, потому что фильм был очень длинным. Хотела чем-то занять меня на некоторое время. Разве можно ее за это винить?