Дженнифер Роберсон - Певец меча (Легенды о Тигре и Дел - 2)
- Прости, - повторил я, не находя больше слов.
Губы Дел сжались в тонкую линию. Ярость исказила правильные черты ее лица и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, насколько она рассержена.
- Ее имя свято, - голос Дел звенел от напряжения и хотя она пыталась говорить спокойно, я уловил испуг и отчаяние.
- Дел...
- Свято, Тигр, - она наконец-то глубоко вздохнула и я почувствовал, как напряжение покидает ее тело, уступая место откровенному гневу. - В имени заключена часть силы, магии... Если ты разгласишь ее имя остальным, ничего не останется. - Дел замолчала, тревожно вглядываясь в мое лицо. Понимаешь? Все время, все годы, все силы... все жертвы превратятся в ничто...
- Дел, я знаю... знаю. Ты объясняла мне. Просто с языка сорвалось, я пожал плечами, стараясь скрыть смущение. Я понимал, что этой оговоркой предал ее веру в меня и отчаянно искал себе оправдание. - Я обещаю, что больше никогда не произнесу ее имя.
- Если кто-то услышит его... другой Северянин, тренированный так же, как я, знающий, как вызывать магию, как уничтожить яватму... - она надолго замолчала, потом провела рукой по лицу и откинула растрепавшиеся светлые пряди. - У меня и так хватает неприятностей из-за кровного долга. Человек, которого пошлют за мной, может забрать мое мастерство, мою силу, мой клинок всего одним словом.
- Но я же знаю ее имя. Ты сама мне сказала.
- Сказала, - безжизненным голосом согласилась Дел, - потому что у меня не было выбора. Но ты Южанин, ты не владеешь магией, силой. Ты ничего не знаешь о яватме, не понимаешь, что это такое. Однако ты умеешь танцевать и помнишь, как она служила тебе, давая все, о чем ты просил.
- Но не так, как она служит тебе.
- Нет, конечно нет, - рассеянно нахмурившись, она покачала головой и шелк волос заструился по плечам. Последнее время она не заплетала волосы в косу и они свободно спадали ей на плечи и спину. - Существуют ритуалы... больше никто не может их знать. Только я, когда делаю меч своим, - она покосилась на рукоять моего меча, понимавшуюся над левым плечом. Рукоять выходила через прорезь в шве бурнуса, чтобы в момент опасности легко было вытащить оружие. Яватма Терона не могла сопротивляться мне после смерти хозяина. - Если бы Терон знал ее имя, он убил бы тебя... и меня тоже.
- ...и убил бы твой меч, - кивнул я. - Я понимаю, Дел.
- Нет, - сказала она, - не понимаешь. Но я и не ждала, что ты поймешь. Еще рано. Пока... - внезапно она пожала плечами, видимо решив, что я еще не был готов выслушать ее, а потому и заканчивать не стоит. - Не имеет значения. Пока я не добиваюсь от тебя понимания. Ты просто должен знать, что никогда и никому нельзя говорить ее имя.
- Не говорить.
- Не говорить, Тигр.
Я кивнул и для верности повторил:
- Не говорить.
Она посмотрела мне в глаза так пристально, что захотелось отвернуться, но я этого не сделал. Я видел, как она искала на моем лице подтверждение того, что она может мне поверить, искала что-то, что убедило бы ее больше, чем слова. Мы с Дел прошли вместе через многое, мы делили жизнь, смерть, испытания. Между нами возникла не обычная привязанность и не простая страсть - хотя для двух людей и этого достаточно. Но теперь, глядя на Дел, я понял, что сейчас в мире для нее не было ничего важнее, чем мужчина, который сможет сдержать свое слово.
Она отвернулась и повернула мерина на Север, к Харкихалу. Больше она ничего не говорила ни о мече, ни о моем обещании хранить молчание, но я не сомневался, что мой промах не забыт. И никогда не забудется.
Аиды, я же не нарочно. Хотя в таких случаях извинения, даже если они от чистого сердца, не помогают. Что толку, если в круге убийца извинится перед своей жертвой?
Харкихал ничем не отличался от большинства городов Юга. На кирпичах, из которых были сложены стены, ограждающие город от ветра, остались отпечатки человеческих ладоней и вмятины пальцев. Трещины в древней стене жители заделывали кусками глины, чтобы не осталось и щели, через которую могли бы проникнуть в город ветер и песок. Но как не знает границ человеческая мысль, так и город нельзя ограничить стеной. Невзирая на постоянную угрозу самумов и обычных песчаных бурь, вдоль всей стены, как цыплята вокруг наседки, беспорядочно теснились палатки, прилавки и повозки.
Харкихал похож на другие пограничные города. Он служил и Северянам и Южанам одновременно, для него не существовало различия в нациях и он не стремился доказывать свою преданность ни той, ни другой стороне. Теоретически считавший Южным, сам город вспоминал об этом только когда изредка выплачивал дань стране, которую я считал своей родиной. Единственным правителем Харкихала были деньги.
Которых у нас с Дел не было. За несколько недель, прошедших с тех пор, как мы оставили Джамайла у Вашни в горах около Джулы, мы выигрывали по несколько монет, делая ставки, и подрабатывали то здесь, то там: помогали жадным торговцам Пенджи, которые потом попытались избавиться от нас не заплатив; спасли похищенного сына могущественного танзира, верного последователя религии Хамида, которая объявляет женщин низшими созданиями - найденный нами "сын" оказался дочерью; сопровождали караван, переезжавший из одного домейна в другой; было еще несколько случайно подвернувшихся дел.
Ни одно из них, однако, не требовало ни особого мастерства во владении мечом, ни хитрости. Ни одно из них не добавило славы Песчаному Тигру, легендарному танцору меча Юга, чье мастерство в круге не мог превзойти ни один мужчина...
К несчастью, появилась женщина. И танцуя в круге она проявила такое умение, что знаменитый танцор меча бросил все свои дела и кинулся за ней. Дел не умела притворяться: она говорила прямо, откровенно, презирая Южные обычаи, которые отводили много времени на пустые разговоры. Время было главным врагом Дел.
Самый тяжелый отрезок пути мы преодолели. Пенджа осталась далеко позади. Перед нами, как только мы доедем до Харкихала, окажется Север.
Аиды, я ведь Южанин... Что я потерял на Севере?
Ничего. Не считая Дел, которая была слишком прочно связана со страной снега и баньши-бурь.
Слишком прочно связана с могущественной Северной магией.
Помрачнев от таких мыслей, я соскочил с жеребца перед кривобокой кирпичной кантиной с решеткой из тонких веток вместо крыши и привязал украшенный кисточками повод к кривому столбу, врытому в землю. Из кантины доносился хохот и веселые крики, женские и мужские. Я вдохнул острый запах травы хува, аромат тушеной баранины, вина и акиви.
И приторно-сладкий запах мочи. Жеребец, широко расставив ноги, поливал землю.
Выругавшись, я отпрыгнул в сторону, не желая забрызгать бурнус, и чуть не запутался в собственных сандалиях. Жеребец покосился на меня и сморщил гнедую морду с длинными, темными усами. А я снова затянул бесконечное молебствие неласковых лошадиных прозвищ.
