Светлана Тулина - Контрадикс по пятницам
Он не спорил.
— Хорошо.
Интонации у него странные. Колеблющиеся какие-то. Чай неторопливо остывал в толстостенном стакане. А в голове ворочались такие же неторопливые толстостенные мысли. И от них тоже было тепло. Кто это придумал, что нельзя спать сидя?..
Милка лениво допила уже негорячий чай и уронила голову на руки. Посмотрела на пришельца снизу вверх.
— Если ты сейчас скажешь, что это именно твоя посудина протаранила время из будущего в прошлое и шандарахнула тут полторы сотни лет назад…а тебя, заразу, катапультировало и рикошетом… я тебя убью. Как только проснусь.
Он моргнул.
— Не скажу. Не хочу, чтобы убивали. Но… как ты догадалась?
* * *— Что застопорился, Вежливый? Пошли!
— Мы же и так идём. Куда?
— За дровами, Вежливый. Жрать охота, а брикеты я вчера все пожгла, так что костёр разводить нечем.
— Ты как кортанка — не любишь огонь. Почему?
— Кто тебе сказал, что не люблю? Обожаю! А не люблю ходить за дровами, это совсем другое.
— Контрадиксный язык. Воспроизводить легко, запомнить трудно.
— А вроде ничё так выходит, обзавидуешься… Чего тебе трудно-то?
— Странные логические посылки. Абсолютная анархия при подборе интонационной информации на фоне широкого смыслового диапазона…
— Э-э-э… А если по-русски?
— Я плохо говорю? Странно… Эта программа не должна давать сбоев…
— Да не бери в голову! Хорошо ты говоришь. Даже слишком. Особенно, если не врёшь, и действительно выучил за ночь… У вас там все такие супер?..
— Не понимаю… — в голосе — тщательно смодулированная растерянность. — А что в этом плохого?
— Не знаю, — Милка хмыкнула и задрала голову, любуясь зеркальными спиралями в странных глазах. — Неприятно ощущать себя недоразвитой, вот, наверное, и всё. А что такое «контрадикс»?
— То, чего нет. И не может быть никогда. Но в то же время — то, что многие ищут. Бред. Абракадабра. Абсолютное несоответствие. Высший смысл. Трудно объяснить… Если твоё вчерашнее поведение типично, то у вас реакции почти что контрадиксные.
— Не бойся, не типично, — она опять хмыкнула. — Даже для меня, а я тоже не слишком типична. Вчера не в себе была малость, разозлили очень. Да и устала.
Какое-то время он молчал, отводя в сторону тяжёлые ветки и осторожно переставляя длинные ноги. Странное телосложение, так мог бы выглядеть человекообразный кузнечик — длинные хрупкие конечности, укороченное туловище, огромные глаза. Носа практически нет, а вот рот вполне себе человеческий, даже зубы, кажется, есть, или что-то похожее. Уши… вот ушей не видать, волосы эти мерцающие… или это не волосы? Гать он проигнорировал. Подкрутил что-то у коленок — и прошёл прямо по воде, аккуратно так, вздёргивая колени на манер цапли. Выглядело забавно.
— Я тоже устал. Наверное. Впрочем — «устал» — это не совсем то слово, но…
— Плюнь. Помогай лучше…
Какое-то время он смотрел, как Милка отпиливает сухие ветки, и в глазах его снова крутились зеркальные спирали. Потом спросил:
— Это и есть дрова? Но они же растут…
— Конечно, растут, что им ещё делать? Держи вот это — это называется армейский нож, хороший ножик, с обратной стороны пилка… Пили вот это. Это называется ветки. Или хворост. Или дрова. Как хочешь.
— Никак не хочу, — он повертел головой, держа ножик так, словно тот был змеёй. Пожаловался: — Контрадиксный язык… Ветки, хворост, дрова… что общего?
— То, что они деревянные.
— Откуда это видно?
— Вот тресну по маковке — сразу увидишь, откуда. Пили давай!
— Нет, но всё-таки… Откуда видно, когда говоришь?
Милка фыркнула.
— Не зли меня, Вежливый…
— Не понимаю…Зачем ты это говоришь? Ты же на самом деле не злишься. Тебе… весело! Было… Но — почему?
— Вежливый, ты зануда.
— А вот теперь — злишься… на что? Не понимаю. Я просто хотел на наглядном примере показать контрадиксность вашего языка.
— Спасибо, показал… — Милка хмыкнула. — Но займись-ка лучше дровами.
Он пожал плечами, с сожалением разглядывая нож.
— Всё-таки варварство…
— Раз уж попал на отсталую планету — будь ласков, не ерепенься, а соответствуй.
Несколько минут они молча ломали сухостой. Вежливый пилил толстую ветку, и вид при этом имел очень несчастный, но решительный. Милка, несколько раз покосившись на него и покусав смеющиеся губы, наконец сжалилась:
— Они уже не живые. Сухие. Мёртвые, понимаешь? Так что можешь не переживать…
И почувствовала, как неприятно ёкнуло внутри — его волосы снова вспыхнули (показалось даже, что вокруг посыпались искры и заметались испуганно-растерянно в зеркальных фасетках). Днём это выглядело не так эффектно, но всё равно…
Милка отвела взгляд.
— Ладно, для начала хватит. Пошли домой, Вежливый. Да не хватай ты всё сразу, тебе бы самого себя не уронить. Сядут батарейки твоего костюмчика — и что ты тогда делать будешь?
Какое-то время он молча вышагивал рядом — снова по воде, пижон! Потом вдруг спросил:
— Откуда ты знаешь про элементы питания? И вообще — откуда взялось это слово — гравикомпенсатор? У вас не должно ещё быть таких технологий! Значит, и слова быть не должно… а оно есть. Откуда?
— От верблюда. Хорош бы ты был при нашей-то гравитации — и без компенсаторов!
— У вас были наши?! — он остановился.
— Может и были. Может даже и сейчас есть, пару лет назад ходили разные слухи, но потом быстренько всё засекретили… Ты шагай, шагай.
— Но если всё засекретили… если только слухи… с чего ты тогда взяла, что у нас гравитация ниже?
— А чего тут знать-то? Достаточно разок на тебя посмотреть.
— Не понял.
— Рост, Вежливый! Не смог бы ты вырасти до своих трёх с лишним при нашем-то тяготении.
— Почему?
— Это и ежу понятно.
— Кто такой… впрочем, не важно. Вы проводили эксперименты?
— Не нуди.
— Тогда как же ты можешь утверждать!..
— Но ведь я права. Так чего же ты злишься?
— У вас и логика какая-то… контрадиксная! Технологий нет, а слова для их обозначения — пожалуйста! Бред…
— Бред, конечно. Кто бы спорил, а я не стану. Осторожно, Вежливый, тут ручей и бывает скользко.
* * *— Бросай их сюда, — она скинула палки рядом с чёрным пятном вчерашнего костра. Секунду поколебавшись, он сделал то же самое.
— Этого хватит?
Милка с сомнением оглядела довольно солидную кучу. Вообще-то, он неплохо напилил, и брёвнышки аккуратные… Но запас карман не тянет.
— Нет… Давай ещё разок сходим.
Милка села на покрытый инеем корень, прислонилась спиной к шершавому стволу. Ночью подмораживало, кочки затвердели, но ствол был весенний, тёплый. И тепло это сквозь ветровку и свитер грело спину.
