Виталий Каплан - Зачёт
Все же ему удалось сдержаться. И хмурым, каким-то механическим голосом он произнес:
- А может, все-таки что-то можно сделать?
- Да что уж теперь, - пожала плечами тетушка. - Остается только Бога молить. Да и то - поможет ли? Грешные мы все, грешники великие. За то и терпим.
- Да какие же у Алосты грехи? - закипая, но все еще сдержанно спросил Хенг. - Она что, воровала, разбойничала? Ей-то за что?
- Вот я и смотрю, вы с ней точно с одной луны свалились, - хмуро обронила тетушка. - Она вон тоже не понимала все. Те же самые слова говорила. И впрямь - странная она девочка. Уже, почитай, больше года бок о бок с ней живем, а вот не могу я ее понять. И откуда такие берутся?
- А я думал, она племянница ваша, - удивился Хенг.
- Да уж какая там племянница, - горько вздохнула тетушка. - Одинокая я. Братья да сестры мои в детстве перемерли, одна я осталась. Ну, и муж, покойник, недолго меня радовал. Убили его, в Орбаннскую войну еще. Деток мы завести не успели. Ну и вот... Алосту я в деревне подобрала. Ты ж знаешь, я по деревням хожу, когда ноги не болят. Шерсть покупаю. Там ведь куда дешевле, чем на здешнем-то базаре. Там я ее и встретила. Болела она. Сильно болела. Мне сказали, нищая она. Шла по дворам, хлеба просила, да и свалилась. Пожалели ее все-таки, в избе одной лавку выделили. Да и то изнылись. Ну, я как про это услышала - меня как что-то в грудь толкнуло. Не все же, - думаю, - в одиночестве жить. Вот и взяла ее с собой. Хозяева, те уж не знали как и благодарить меня. Такую обузу с ихних плеч сняла. С Божьей помощью до города добрались, мужики из той деревни в город ехали, торговать, взяли нас в телегу. И даже денег не запросили. Так тоже ведь бывает. Вот и получилось. И сама я не пойму, племянница ли мне она стала, дочка ли. Люблю я ее, люблю точно свою. Да, вот. А теперь...
Плечи ее затряслись, и тетушка зарыдала - тихо, без криков и причитаний. Это было страшно. Хенг стоял рядом, не зная, что делать, растерянный, слабый. И не решившись что-либо говорить, он просто сел рядом, обнял тетушку за плечи. Так они и сидели, пока заоконная мгла не начала потихоньку сереть - приближался рассвет.
7
Он не помнил, как добрался до дома. В голове звенела пустота, не было ни мыслей, ни желаний - ничего, кроме беспредельной пустоты. И лишь тоска заполняла пустоту - вязкая, безнадежная тоска. Все было потеряно, мир таял, исчезал - и не только этот, чужой и равнодушный, но и все миры, даже Земля. Какой в них теперь смысл, если все потеряно?
А что потеряно все, он не сомневался. Алосту из цепких лап Священного Ведомства не вырвать. А даже если и вырвать - что делать дальше? Здесь, в Олларе, ей оставаться нельзя - начнется такая охота, от которой никому еще не удавалось скрыться. Взять ее с собой, когда подойдет срок - об этом нечего даже и мечтать. На Землю ее отправить нельзя - не пропустят. Этот закон действует уже больше века, и не было ни одного исключения. Остаться здесь самому, бежать с Алостой в дальние пределы? Кто будет его спрашивать? Вернут силой. Да и силы никакой не надо - стоит лишь Наставнику нажать кнопку у себя на пульте. Там, на спутниковой базе. И все, привет. Перенос произойдет автоматически. Транслятор настроен на параметры его биополя. С транслятором не поборешься - легче уж выпрыгнуть из своей кожи.
Все эти мысли появились уже потом, на пороге спящего дома. В одно мгновение промелькнули они в голове, пробив каменные слои пустоты, но легче не стало. И по-прежнему липкой своей паутиной обволакивала сердце тоска, по-прежнему ломило висок, а ладони сами собой сжимались в кулаки.
- Господи, где ты пропадал?! - всплеснула руками Митрана. - Что с тобой стряслось-то? Это ж надо, вечером ушел, а заявляется под утро! Я же извелась вся!
- Уймись, - хмуро обронил Хенг, заперев за собой входную дверь на тяжелый кованный засов. - Со мной-то ничего не стряслось...
- Да что ж ты весь взмыленный такой? Глядеть страшно!
- Алосту забрали, - отрывисто проговорил он. - В Священное Ведомство. Еще вчера утром.
- Боже мой! - выдохнула Митрана, опускаясь на лавку. - За что ж ее, бедную?!
- Спроси что-нибудь полегче, - крикнул Хенг. - Какая тебе разница, за что?
- Да тиши ты, тише! - всполошилась Митрана. - Хозяина разбудишь!
- Именно это я и собираюсь сделать, - бросил Хенг, и не обращая внимания на всхлипывания Митраны, пошел к лестнице. Он сам не знал, что сделает, и есть ли в этом какой-нибудь смысл, но поднимался по узким ступеням все выше.
А потом он резко, не таясь, толкнул дверь в спальню Старика. Та еле скрипнула - петли надо бы смазать, - мелькнула совсем уж некстати затесавшаяся в голову мысль.
Старик спал чутко. При звуке открывающейся двери он вздрогнул и приподнялся на подушке, нашаривая свечу на столике возле постели. Впрочем, это было лишним - бледный утренний свет сочился сквозь щели в ставнях.
- Кто здесь? - пробормотал он, еще не совсем проснувшись. - Ты, Хенг? - Старик был удивлен. - Что тебе нужно?
- Спокойно, ваше благобдение! - ответил Хенг, без приглашения садясь на стул в изголовье постели. Усевшись, мрачно произнес:
- Не дергайтесь. Не советую.
- Да ты что?! - Старик задохнулся от возмущения. - С ума сошел? Кто тебе разрешал сюда ходить? Да я тебя! Или ты? - он внезапно замолчал, в ужасе уставившись на Хенга. - Господи, заслони и оборони! - вырвался из его груди хриплый возглас.
- Я же сказал, спокойно. Не надо молитв, грабить и горло вам резать я не собираюсь. Мы просто поговорим. И чем меньше вы станете делать глупостей, тем лучше закончится наша беседа. Во всяком случае, для вас. Уяснили, ваше благобдение?
Старик, надо отдать ему должное, умел, когда нужно, сдерживать свой нрав. Он молча кивнул и, помолчав, спросил:
- Так что же тебе надо? Что случилось такого, что ты, забыв о надлежащем слуге поведении, поднял меня ни свет, ни заря? Между прочим, я лишь под утро уснул. Всю ночь заснуть не мог, кости болели.
- Кости, значит, говорите? А больше ничего не болело? Совесть, к примеру, как? Не беспокоит? Или вам в Священном вашем Ведомстве ее удаляют?
- Что ты себе позволяешь? - спокойно прервал его Старик.
- Пускай эти вещи вас больше не волнуют, - отрывисто бросил Хенг. - Я больше вам не слуга и дня не останусь в этом доме.
- Наглец! И это после всего?! Да я так тебя отдеру, месяц на пузе спать будешь!
- Вам все еще невдомек? Между прочим, еще одна подобная фраза, и я заставлю вас проглотить любимую плетку. Надеюсь, вы понимаете, силы у меня хватит.
- Ладно. Кончай ломать комедию, - велел Старик. - Если тебе есть, о чем говорить, говори. Если нет - уходи. Я не стану держать тебя силой. Хотя мог бы поднять на ноги всю городскую стражу. И это кончилось бы для тебя намыленной веревкой. Но этого я делать не стану. Я даже не стану напоминать тебе, как прошлой зимой ты постучался в мой дом, голодный и больной. Как я три недели выхаживал тебя, прежде чем ты смог произнести свои первые слова. Я не стал допытываться - кто ты, откуда, нет ли за спиной у тебя разбойного прошлого. Я дал тебе кусок хлеба, крышу над головой. Иногда я, быть может, был с тобой излишне строг - но для твоей лишь пользы. Ты не можешь сказать, что тебе жилось хуже других. И вот чем все кончилось! Хочешь уходить - давай, иди. Ты знаешь, где лежат мои деньги - возьми, сколько надо, и ступай.
