Роджер Желязны - Мастера американской фантастики
— Да, — сказала она и улыбнулась мне, и я ее поцеловал.
Мы плыли над невидимым городом, под небом без луны.
Я обещал рассказать о Полустанке и об Остановке В Пути.
Зачем прерывать полуторавековой полет? Во-первых, никто не спит постоянно. На корабле масса мелких устройств, требующих неослабного внимания человека. Команда и пассажиры по очереди несут вахту. После нескольких таких смен вас начинает мучить клаустрофобия, резко падает настроение. Следовательно, нужна Остановка. Между прочий, Остановки обогащают жизнь и экономику перевалочных миров. На планетах с маленьким населением каждая Остановка — праздник, с танцами и песнями. На больших планетах устраивают пресс-конференции и парады. Вероятно, нечто похожее происходит и на Земле. Мне известно, что одна неудавшаяся юная звезда по имени Мэрилин Остин провела три месяца Здесь-У-Нас и вернулась на Землю. Она пару раз появилась на экранах, порассуждала о культуре колонистов, продемонстрировала свои белые зубы и получила великолепный контракт, третьего мужа и первую главную роль. Это тоже свидетельствует о значении Остановок В Пути.
Я посадил флайер на крышу «Геликса», самого большого в Бетти гостиничного комплекса, где Элеонора занимала двухкомнатный номер.
Элеонора приготовила бифштекс, печеную картошку, пиво — все, что я люблю. Я был сыт, счастлив и засиделся до полуночи, строя планы на будущее. Потом поймал такси и доехал до Городской площади, решив зайти в Аварийный Центр и узнать, как идут дела. Я вытер ноги, стряхнул плащ и прошел по пустому вестибюлю к лифту.
Лифт был слишком тихий. Лифт не должен еле слышно вздыхать и бесшумно открывать двери. Ничем не нарушив тишину, я завернул за угол коридора Аварийного Центра.
Над такой позой, наверное, с удовольствием поработал бы Роден. Мне еще повезло, что я зашел именно сейчас, а не минут на десять позже.
Чак Фулер и Лотти, секретарша Элеоноры, практиковали искусственное дыхание изо рта в рот на диване в маленьком алькове возле дверей.
Чак лежал ко мне спиной. Лотти увидела меня через его плечо; она вздрогнула, и Чак быстро повернул голову.
— Джастин…
Я кивнул.
— Проходил мимо и решил заглянуть, узнать новости.
— Все… все хорошо, — произнес он, вставая. — Глаза в автоматическом режиме, а я вышел… мм… покурить. У Лотти ночное дежурство, и она пришла… пришла посмотреть, не надо ли нам чего-нибудь отпечатать. У нее внезапно закружилась голова, и мы вышли сюда, к дивану…
— Да, она выглядит немного… не в своей тарелке, — сказал я. — Нюхательные соли и аспирин в аптечке.
Обрывая этот щекотливый разговор, я прошел в Аварийный Центр. Чувствовал я себя весьма неважно.
Через несколько минут появился Чак. Я смотрел на экраны. Положение, кажется, стабилизировалось, хотя все сто тридцать Глаз омывал дождь.
— … Джастин, — произнес он, — я не знал о твоем приходе….
— Ясно.
— Что я хочу сказать… Ты ведь не сообщишь?..
— Нет.
— И не скажешь об этом Цинции?
— Я никогда не вмешиваюсь в личные дела. Как друг, советую заниматься этим в другое время и в более подходящем месте. Но вся эта история уже начинает забываться. Уверен, что через минуту вообще ничего не буду помнить.
— Спасибо, Джастин…
— Что нам обещает Бюро прогнозов?
Чак покачал головой, и я набрал номер.
— Плохо. — Я повесил трубку. — Дожди.
— Черт побери, — хрипло сказал он и дрожащими руками зажег сигарету. — Эта погода дьявольски действует на нервы.
— Мне тоже. Ладно, побегу, а то сейчас снова польет. Завтра загляну. Счастливо.
— Спокойной ночи.
Я спустился вниз, надел плащ и вышел. Лотти нигде не было видно.
Небо раскололи молнии, и дождь хлынул как из ведра. Когда я ставил машину в гараж, вода лилась сплошной стеной, а переулок освещали постоянные всполохи.
Хорошо дома, в тепле, наблюдать исступленное беснование природы…
Вспышки, пульсирующий свет, ослепительно белые стены домов напротив, невероятно черные тени рядом с белизной подоконников, занавесок, балконов… А наверху плясали живые щупальца адского огня, и, сияя голубым ореолом, плыл Глаз. Облака раскололись и светились, как геенна огненная, грохотал и ревел гром, и бело-прозрачные струи разбивались о светлое зеркало дороги.
Резохват — трехрогий, уродливый, зеленый и мокрый — выскочил из-за угла через миг после того, как я услышал звук, который приписал грому. Чудовище неслось по курящемуся асфальту, а над ним летел Глаз, внося свинцовую лепту в ураганный ливень. Оба исчезли за поворотом… Кто мог нарисовать подобную картину? Не Эль Греко, не Блейк, нет. Босх. Вне сомнения, Босх, с его кошмарным видением адских улиц. Только он мог изобразить этот момент бури.
Я смотрел в окно до тех пор, пока черное небо не втянуло в себя огненные щупальца. Внезапно все погрузилось в полную тьму, и остался только дождь.
Воскресенье. Всюду хаос.
Горели свечи, горели церкви, тонули люди, по улицам метались (точнее, плыли) дикие звери, целые дома сносило с фундаментов и швыряло, как бумажки, в лужи. На нас напал великий ветер, и наступило безумие.
Проехать было невозможно, и Элеонора послала за мной флайер. Все рекордные отметки уровня воды были побиты. То был разгар тяжелейшего урагана в истории Бетти.
Теперь мы уже не могли остановить разгул стихии. Оставалось лишь помогать тем, кому еще можем. Я сидел перед экранами и наблюдал.
Лило, как из ведра, и лило сплошной стеной, на нас выливались озера и реки. Иногда казалось, что на нас льются океаны. С запада налетел ветер и стал швырять дождь вбок с неистовой силой. Ветер начался в полдень и через несколько часов затих, но оставил город разбитым и исковерканным. Уитт лежал на бронзовом боку, дома зияли пустыми рамами, начались перебои с электроэнергией. Один мой Глаз показал трех кукольных панд, разрывающих тело мертвого ребенка. Я убил их через расстояние и дождь. Рядом всхлипывала Элеонора. Срочно требовалась помощь беременной женщине, спасающейся со своей семьей на вершине затопленного холма. Мы пытались пробиться к ней на флайере, но ветер… Я видел пылающие здания и трупы людей и животных. Я видел заваленные автомобили и разбитые молниями дома. Я видел водопады там, где раньше никаких водопадов не было. Мне много пришлось стрелять в тот дёнь, и не только по тварям из леса. Шестнадцать моих Глаз были подстрелены грабителями. Надеюсь никогда больше не увидеть некоторые из фильмов, которые я заснял в тот день.
Когда наступила ночь этого кошмарного воскресенья, а дождь не прекратился, я третий раз в жизни испытал отчаяние.
