Кир Булычев - Чего душа желает
Выпустив все пули, Минц со злобой бросил на стол дефектный пистолет. И стал отступать к двери.
— Погодите, Минц, — сказал строгий мужчина. — Что вам нужно от жизни?
— Это я вас должен спросить — что вам нужно?
— Мы испугались за вас, — ответил тот. — Мы испугались за ваш рассудок и за наших читателей. В течение своей жизни в науке и Гусляре вы совершили немало добрых дел. Да и люди, прочитавшие о ваших делах, стали лучше и добрее. Неужели вы теперь перечеркнете все усилия, которые вложил в вас автор?
— Кто?
Гость указал на пожилого человека с седой бородой и красным лицом гипертоника:
— Вы что, своего автора и создателя не узнаете? Это же Кир Булычев! Писатель!
— Не имею чести, — сказал Минц. — Пули бы на тебя не пожалел. А эти, остальные, кто?
— Таких людей полезно знать в лицо, — сказал Удалов. — Это редакция журнала «Если» почти в полном составе, во главе с редактором!
Суровый мужчина склонил благородную голову.
— Бред какой-то! — возмутился Минц. — Мы, простите, находимся в различных измерениях. Вы — жители Земли, я — существо высшего, литературного порядка. И вообще, не понимаю, кто вас сюда пустил.
— Я! — заметил Кир Булычев. — Когда слухи о перемене в вашем характере достигли нас, мы решили с вами связаться. Остановитесь, профессор! Я вас таким не придумывал, читатели вас таким не знают. Прекратите проявлять инициативу, помогайте людям, не вредите им.
— Не могу, — обреченно сказал профессор. — Пока на Земле остается хоть один жулик, взяточник, убийца, насильник или демократ, я не прекращу борьбы за счастье моего народа. До последнего олигарха! До последнего масона! Огнем и мечом!
— У вас большое и доброе сердце, — с чувством произнесла Елена. — Об этом знают читатели и критики. Неужели вы хотите, чтобы в литературоведении появилась фраза: «В конце жизни профессор Минц переродился в банального злодея»?
— Я не переродился, — ответил Минц. — Я таким родился, только не знал об этом раньше.
— Тогда сделай над собой усилие, — вмешался в разговор Удалов. — Ради людей.
— Это выше меня! Слышишь, как танки разогревают двигатели? Слышишь, как ревут моторы истребителей? Слышишь, как бьются в унисон сердца смелых борцов за мои идеи?
— Ах, у него и идеи есть! — воскликнул тут человек с грубоватыми, но привлекательными чертами лица, по имени Эдуард. — Вы посмотрите на бандита с идеями!
— Да! У меня есть идеи! — прокричал Минц. — Мои идеи — очистить мир от скверны!
— И дальше? — спросил Эдуард.
— А дальше все будут счастливы.
Пока присутствующие, к негодованию профессора Минца, предавали осмеянию его идеи, вошла привлекательная женщина-врач по имени Ольга.
— Лев Христофорович, — сказала она, — войска построены. История ждет у порога.
— Вот видите! — обрадовался подмоге Минц. — А вы говорили!
И тут, когда все, включая автора, поняли, что битва за Минца проиграна, Удалова посетила мысль.
— Простите, доктор Ольга, — произнес он. — Но мне кажется, что вы еще не добрались до истинной сущности Льва Христофоровича. Вижу я в нем некоторую неуверенность и даже внутреннюю слабость…
— Да как ты смеешь! — взревел будущий диктатор.
— А так смею, что ты сюда пришел, на свое моральное пепелище. В свой дом. Значит, осталось в тебе что-то человеческое. И я уверен, что для завершения образа придется тебя еще поглубже копнуть, до самого дна.
Доктор Ольга была человеком строгих логических правил.
— И что вы предлагаете? — спросила она.
— Еще одну капсулу, — ответил Удалов, — и тогда мы посмотрим.
— Ни в коем случае! — закричал Кир Булычев. — Вы нам тогда такого монстра сделаете, что у меня рука не поднимется его описать.
— Ты прав, но истина дороже, — ответил Удалов.
— Истина дороже! — поддержал его Минц. — Хочу быть завершенным, как гранитная плита.
— Что ж, попробуем, — согласилась доктор Ольга и приложила к уху профессора небольшую розовую капсулу.
— Дорогие друзья, — сказал Шалганов. — Я попрошу всех женщин покинуть помещение. Мы не знаем, кто вылупится из бывшего профессора. Даже в людях, нам известных и на вид достойных, таятся порой настоящие монстры. Но кто таится в монстре… Уйдите, женщины!
И женщины покорно, с некоторым внутренним трепетом покинули комнату.
Минц заметно волновался. Он подхватил со стола разряженный пистолет и стал почесывать им за ухом. Кир Булычев взял том энциклопедии и как бы невзначай прикрылся им от возможной пули. Даже доктор Ольга отступила к двери.
Минц положил пистолет на место.
Затем обвел странным, почти детским взглядом комнату и шмыгнул носом.
Далеко-далеко прогревали моторы танки и доносились резкие звуки строевых команд. Наступал рассвет.
— Неловко получается, — произнес Минц. — Людей побеспокоили, шумим, моторы греем. Нехорошо.
— Неужели получилось? — воскликнул Удалов. — Неужели ты к нам вернулся?
Минц сел на свободный стул.
— Твоя идея была верной, — сказал он Удалову. — И на самом деле душа неординарного человека бездонна. Диктаторские замашки были свойственны мне лишь на определенном этапе душевной организации. Теперь я докопался до моей сути.
И Минц задумался, как бы прислушиваясь к внутренним голосам.
Затем в тишине прозвучал его твердый и уверенный голос:
— Никакого насилия. Никаких танков на улицах. Я выставляю свою кандидатуру на пост губернатора, а затем и президента России демократическим путем, в рамках конституции. Мы с вами, друзья, будем строить правовое, дисциплинированное общество. Все для человека, все ради человека! Булычев, Шалганов, Геворкян, останьтесь, вы мне будете нужны в предвыборном штабе. А ты, Удалов, беги, отпусти танки по полигонам, а охрану вызови сюда. Береженого Бог бережет…
