Яна Завацкая - Мы будем жить
— Дело серьезно, илас, — сказал Каяри, — вы помните, какой год на дворе.
Лорин поежилась. Эта мысль серьезно отравляла ей счастье. Во всем мире уже начали подшучивать и снимать дурацкие фильмы-катастрофы по поводу "предсказания майя". Здесь, в имата, знали все точно. Дело не в туманном искаженном предсказании, содержашем лишь намек на истину. Дело в расчетах, и до начала расчетного срока — совсем немного. Единственное, что утешало: 2012-й — это лишь начало опасного промежутка, очередной конец света наступит где-то на протяжении семи лет.
А может быть, и не наступит… мало ли, что могло случиться с тем автоматом. И ведь пока еще астрономы амару не отмечают ничего страшного. Так Лорин утешала себя. Слишком жутко думать о том, что скоро это зеленое, теплое, звенящее счастье будет взорвано — навсегда.
— Пугаешь, — заметила Келла, — мы-то что можем сделать? Мы еще дети.
Каяри перевел на нее взгляд.
— С автоматом Чужих — ничего. Суть того, что я хочу сказать — теперь наступление хальтаяты уже не туманное будущее. Это — почти настоящее. Уже почти завтра нам придется выйти в мир. В мир урку.
Лорин вздрогнула. Стоящий рядом Майта немедленно обнял ее за плечи.
Эта поразительная, непривычная чуткость амару друг к другу.
— Нам придется выдержать серьезное противостояние. И у нас не будет многих лет, чтобы подготовиться к нему, — продолжал Каяри, — вы знаете, что будет война. Кто из нас готов к войне — не абстрактно, а всерьез? Даже чисто физически?
— У нас есть ятихири, — заметил Яван.
— Янтанья — серьезный экзамен. Но этого мало! Нормой для совершеннолетнего считается первая ступень ятихири! А что она дает? Только здоровое сильное тело. Настоящих айахо среди нас мало.
Ребята потупились. Они все собирались сдавать Янтанью через три или четыре года — и знали, что смогут рассчитывать только на первую ступень ятихири. Даже чтобы добиться второй — нужно тренироваться на порядок больше. Лорин же сомневалась, что сможет сдать хотя бы на первую…
Они-то занимались ятихири с раннего детства! Мало того, они родились и выросли в имата, никогда не болели, всегда много двигались на воздухе.
— Брось, Кай, — возразил Яван, — кому сейчас нужна ятихири? Как говорят урку, Бог создал людей, а полковник Кольт сделал их равными. Имея нормальное современное оружие, можно обойтись без всякого рукомашества и дрыгоножества.
— Ну вообще-то стрелять тоже надо еще учиться, — самокритично вставила Келла, — а нас даже этому толком не учат.
Каяри соскочил с березы. Встал перед ними, словно собираясь выступить с докладом. Медленно обвел их взглядом. И заговорил.
— Вы думаете, мы превосходим урку во всем. Да, мы умны, да, мы создали земную цивилизацию и развили ее. Это основная, коренная наша ошибка — думать так и недооценивать урку. А ведь мы вовсе не сверхлюди, мы — обычные люди, наш интеллект ничем не выше урканского.
Лайка Муха выбралась из воды, прочапала наверх и уселась рядом с Каяри, преданно глядя на него и внимая его речи. Мимолетная улыбка скользнула по лицу мальчика.
— Нас на социалке учат управлять урку. Заранее. Мы привыкли видеть наших, поселковых урку, и думать, что все они примерно такие, и что мы легко с ними справимся. А это глубокое заблуждение. Есть вещи, в которых урку значительно сильнее нас. Ведь не случайно именно они завладели миром. Один на один, без техники, отдельный урку легко одолеет одиночного амару. Знаете, в чем сила урку?
— В нахальстве, — предположила Келла. Ребята зафыркали.
— Правильно, — спокойно согласился Каяри, — в нахальстве. Уверенности в своей непобедимости. В воле. Обычный урку с детства сражается за место в иерархии. В цивилизованных странах он делает это цивилизованно — учится, пишет резюме, устраивается на хорошую работу, подсиживает коллег, делает карьеру. Но как бы он это ни делал, он четко знает одно: жизнь — борьба, к цели можно и нужно идти по трупам, надо беспощадно давить соперников…
— Ellbogengesellschaft[1], - вырвалось у Лорин по-немецки.
— Jawohl, — фыркнул Каяри, — так вот. Урку уже в детском саду дерутся за место в иерархии. А мы? Мы живем в тепличных условиях. Любовь, понимание, нежность, уступаем друг другу, поддерживаем друг друга — сплошной психологический комфорт. Те гормоны, что заставляют урку сражаться — дают ему волю и жесткость, а мы чувствительны и изнеженны…
— Ты неправ! — возразила Лорин, — я видела этих… жестких. Это они изнежены. Телевизор, диван, шоколад. Им все условия создают, лишь бы они не перетрудились.
— У них есть другое преимущество — шкура толще, — ответил Каяри, — надо отдать себе отчет: средний амару лишен воли к борьбе. Нам это не нужно. Мы — ученые, поэты, интеллектуалы. Несмотря на ятихири, в которой мало кто продвигается дальше первой ступени. В реальной схватке любой из нас проиграет урку, для которого борьба против врага-человека — норма. Посмотрите, какие фильмы они любят. Посмотрите на всю историю человечества! Эта воля одновременно делает их безжалостными и бессовестными — ради достижения своей цели они готовы мучить и убивать, а для нас это невероятно трудно. Кто из нас на такое способен? Спросите себя честно. Они имеют это преимущество перед нами. Поймите — это противник, с которым мы еще не сталкивались! И я не говорю о нашем поселке — урку ведь очень разные. В нашей Марке живут лузеры этого мира, низшие в иерархии, которые видят в нас, амару, высших. А в мире есть президенты, генералы, спецназ, бандиты, военные, банкиры, политики — и все они, почти все — урку. Настоящих урку, победителей, мы еще даже не видели.
— Я видела, — тихо сказала Лорин. Ее голубые глаза потемнели.
Каяри прав — она вела себя недостойно тогда. Надо было сделать что-то другое. Драться, убежать… Правда, она пыталась бежать. Но на самом деле она смирилась с тем, что ей навязали. Была жертвой.
Каяри растерянно молчал, глядя на нее. Лорин встала.
— Я видела их. Ты прав. Нам нужно стать другими. Так — мы не сможем им противостоять.
Темная волна захлестнула ее. Она вспомнила все — удушающий запах пота. Острую невыносимую боль. Навалившуюся сверху гору. Этого скота, который именовался ее отцом Собственный крик, и ладонь, зажавшую ей рот, удушье. Унижение. Особенно нестерпимо то, что ему нужно ведь было что-то отвечать. Говорить. Он требовал от нее ответов, и она что-то говорила, да, папа, хорошо, папа, я согласна, папа, и еще какую-то чушь. Почему она вела себя так? Почему не выпрямилась, не крикнула ему в лицо "подонок", не подняла вопль на всю улицу, не обратилась в полицию?
Ее никто не осуждал, все жалели. Инти все поняла, Инти научила ее не стыдиться себя, и почти забыть те страшные годы…
