Яна Завацкая - Мы будем жить
На экране появился сам Майер, все в том же врачебном костюме.
— Звук мы включать не будем, — пояснил мне Мюллер, — вам не стоит это слышать.
Майер на экране, похоже, что-то говорил женщине. Она не разжимала губ, лишь глаза раскрывались все шире.
— Кто это? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
— Это обычная женщина, урожденная гражданка Германии, она жила в Мюнхене, у нее есть семья и дети. В определенный момент она так же, как и вы, получила некое предложение. Она оказалась связанной с теми, кого мы ищем, — охотно объяснял Мюллер, — и мы предложили ей сотрудничество. Конечно, мы не вынуждаем к сотрудничеству. Нет. В ее случае проблема была в том, что она согласилась — и стала работать на обе стороны. Мы узнали об этом первыми.
Я изо всех сил вцепился в подлокотники стула.
Лицо женщины на экране исказилось ужасом, полились слезы, она беззвучно закричала.
Экранный Майер отошел в сторону, встал за небольшой пульт.
Из стального ящика над головой женщины вырвалось гигантское лезвие и упало вниз. Я зажмурился, но успел увидеть, как лезвие вонзилось в голову женщины, медленно разрезая ее на две кричащие части…
— Откройте глаза, Оттерсбах! — приказал Майер брезгливо. Я автоматически послушался и успел увидеть на экране две аккуратно разделенные половины тела, потоки крови на кафеле, стекающие в желобок в центре пола. Мое сердце бешено колотилось.
— Вы впечатлительны, герр Оттерсбах, — донесся до меня слегка насмешливый голос Мюллера. Проектор выключили. Я ощутил, как под пижаму стекает щекотная струйка пота. Посмотрел Мюллеру в глаза — в упор.
— Зачем вы это делаете? Компьютерная графика неплохая, согласен. Вы собираетесь таким образом воздействовать на мою психику?
— Нет, — покачал головой Мюллер, голос его был мягким, — вы не поняли, герр Оттерсбах. Мы вовсе не собираемся вас пугать, воздействовать, ломать. Мы объясняем вам положение дел. Это не графика. Это был реальный живой человек. Вот ее документы, — Майер положил передо мной карточку аусвайса. Я машинально всмотрелся. Бригитта Гаук, 46 лет, живет в Мюнхене, — сейчас она уже похоронена, труп кремирован, семья получила извещение о смерти. Можете проверить, если хотите.
Я молчал, не зная, что сказать. Может, они и не собирались меня запугивать. Неизвестно, компьютерная ли это графика, или женщину действительно разрезали надвое. Но сам факт того, что мне это демонстрировали — пусть даже это был фейк… от этого факта привычный мир пошел трещинами, раскололся, обнажая страшную подкладку, тот угол подсознания, нашей общей исторической памяти, подкладку, где заряжал шприц со деловым старанием доктор Менгеле, где гестаповцы аккуратно обривали голову заключенного перед тем, как вести его в допросную камеру…
Все это так внезапно всплыло и стало реальностью.
Мне всегда казалось, что несмотря на весь наш гуманизм, нашу общую левизну и возмущение даже мельчайшими нарушениями прав человека — эта подкладка никуда не делась, она так и живет где-то внутри, и в любой момент может всплыть снова.
И вот она всплыла.
Наверное, этого они и добивались — чтобы я почувствовал настоящий Страх. Ужас. Мистический ужас.
Я провалился в изнанку нашего мира, то фрейдовское подсознание, тьму, откуда мы вышли, проклятые, виновные навсегда…
И там, во тьме я увидел Анквиллу.
Он был молод, как я. Он стоял во тьме и улыбался.
Черт возьми, все это бред, сказал он мне. Никто из нас не проклят. Они пытались парализовать нас Ужасом — но мне было плевать на это. Они пытали меня пять лет в этом их гестапо — но все они сдохли, а я жив и счастлив.
И я тоже улыбнулся ему. И посмотрел на Мюллера.
— Я так и не понял, зачем вы показывали мне этот ужастик.
— Чтобы вы поняли, — ласково сказал Мюллер, — приблизительный масштаб наших возможностей. Чтобы вы поняли, с чем и кем вы имеете дело.
— С выродками и бандитами? — предположил я.
Мюллер усмехнулся.
— Выродками и бандитами называют тех, кто нарушает пятую заповедь. А мы не нарушаем ее — мы не убиваем, а казним. Казним именно выродков и бандитов. Это право у нас есть. Да, немецкие законы сейчас другие. Но мы подчиняемся более высокой инстанции, чем законы и конституция Германии. Наше официальное… или не совсем официальное название — Организация Планетарной Безопасности. И наши враги — враги всего человечества, как ни высокопарно это звучит. Отсюда и необходимая жесткость. Человечество борется за выживание. Ему это свойственно. А мы — всего лишь фагоциты, уничтожающие опасные раковые клетки.
— Если вы еще не поняли этого, — внушительным баритоном вступил Майер, — то мы вам это продемонстрируем вживую. Если вы все еще считаете, что это компьютерная графика. Объекты у нас имеются.
— Не надо, — сказал я устало, — я вам верю. Хорошо. Скажите просто, чего вы от меня хотите?
— Все предельно просто, и вы это знаете. Сотрудничества. Работы с нашей организацией. Вы ищете вашу фрау Хирнштайн, даете нам ее координаты, даете нам всю — подчеркиваю, всю — информацию о вашем пребывании в России. И уходите от нас обеспеченным человеком или же продолжаете работать с нами и дальше, по желанию. Это вам предстоит, Оттерсбах, и мне не очень понятно, почему вы артачитесь. Вас не просят делать что-то плохое. Наоборот. Вам предлагают спасти человечество. Выродки — эти люди, которые готовят переворот в мировом масштабе. Женщина, которую вы, возможно, пожалели, работала на выродков, она предала все и вся — свою семью, страну, весь мир. Да, с ней поступили жестко — но у всех последующих предателей при виде ее участи включится мозг, и они поймут, как делать нельзя. Вы уже поняли, я уверен в этом.
— Вам что-нибудь дал анализ тканей этой женщины? — я посмотрел на Майера. Тот слегка удивленно пожал плечами.
— Она оказалась человеком.
— Откуда вы знаете, что это — не люди? — поинтересовался я, — уже были такие данные?
Что там Анквилла говорил про гены, какие-то маркеры? К сожалению, я мало что понял в этом.
— Вопросы здесь пока задают вам, — напомнил Мюллер, — вы пока не стали нашим сотрудником, не подписали договор.
Я подумал.
— Знаете, так на работу не устраиваются. Мне нужно все серьезно обдумать. Я должен почитать договор на бумаге. И тогда обсудим, что и как.
— Да пожалуйста, — вальяжно согласился Мюллер, — договор вам сейчас распечатают. Читайте. Можно обсудить условия, например, вознаграждение. Пожалуйста, читайте на здоровье. Но имейте в виду два обстоятельства: во-первых, времени у вас немного. А во-вторых, вы не сможете выйти отсюда, не подписав договор.
