Сергей Герасимов - Животное
Конечно, мне не нужно было с ним разговаривать. Оно все же в сто раз умнее меня. Только сейчас, когда оно протянуло, с мерцанием в голосе, это «убивать…» я понял, что мы не говорили – нет, все это время оно гипнотизировало меня, оно заставляло меня раскрыться и теперь…
И теперь я буквально лежал перед ним на тарелочке.
– Пожалуйста, отопри мне дверь, – сказало оно.
Я подошел к двери и взялся за спинку стула. Материя, когда-то бывшая зеленой, вытертая многими спинами, местами засаленная, местами торчат нитки, что мне делать?
– Ну открывай, открывай, – настаивало оно.
Я вытащил стул и он брякнулся на пол.
– Можешь не отвязывать сетку, я выйду сам, – сказало оно. – До свидания, мой добрый друг…
Я вставил пальцы левой руки в дверь и решительно надавил правой. Боль была такая, что я заорал и почти оглох от собственного крика. Мои пальцы распухли и побелели, и сразу же начали наливаться кровью. Но наваждение рассеялось. Теперь мне было не до гипноза. Я снова запер дверь стулом и прислонил пальцы к холодному металлу батареи. Иногда и зло бывает полезным, вот так.
Оно прератилось в копошащийся узел мелких змей и провалилось сквозь ячейки сетки. Змеи расползались во все стороны. Одна из них уже взобралась на стол и ползла ко мне, расталкивая боками карандаши при каждом извиве. Оно пугало меня, всего лишь пугало. Я не боялся этих змей – ведь ни при каких обстоятельствах оно не могло причинить мне вред. Это запрещала его мораль. Поэтому они, такие умники, и попадают в наши ловушки. Мораль – как факел в темноте: когда ты поднимаешь его, то слепнешь и не видишь того, что притаилось в ночи. При всем своем уме они не могут просчитать варианты нашего коварства. Потому они и незнакомы с коварством, обманом, предательством, лицемерием и глупостью – с теми простыми и удобными вещами, которые во все века убивали мудрых пророков и мессий. И кто знает – хорошо это или плохо.
