Артур Дойл - Владыка темной стороны
Внезапно наши мирные занятия были беспардонно прерваны вторгшейся в помещение необычайной процессией. Возглавлял ее побагровевший, возбужденный Билл Сканлэн, одной рукой он размахивал, а под мышкой другой, на великую нам потеху, держал пухлого раскричавшегося младенца. За ним следовал Бербрикс, атлантский умелец, тот, что помог Сканлэну соорудить радиоприемник. Это был крупный, дородный и неизменно веселый человек, но теперь у него было лицо дрожащего от горя толстяка. А за ним появилась женщина; соломенного цвета волосы и голубизна глаз свидетельствовали, что она не атлантка, а принадлежит к покоренной расе, предками которой, вероятно, были древнейшие из греков.
— Слышь, начальник! — закричал возбужденный Сканлэн.— Эт’ Бербрикс, свой в доску и, ясно, олух, и его мур-мур, гля, зуб дам, парочка самое то. Она тут за вроде ниггер на югах, но что там, как там, эт’ его личное дело, не суйся.
— Разумеется, его личное дело,— сказал я.— Но бога ради, вас-то это чем касается, Сканлэн?
— То-то, начальник. Заделали пацана. Грят, он выродок, положено ему хана перед статуем с печкой. Ихний главный дерьмо на палочке цапе пацана и ходу, а Бербрикс цапе взад, а я кой-кому в ухо, и те’рь вся гопа рвет следом и...
Продолжить объяснения Сканлэн не успел, в коридоре раздались крики, топот, наша дверь распахнулась, и в комнату ворвались несколько храмовых служек в желтых хламидах. За ними, рассвирепевший и мрачный, явился величавого вида носатый жрец. Жрец дал знак рукой, и служки устремились вперед, чтобы схватить младенца. Но затоптались на месте, завидя, что Сканлэн, положив ребенка на стол с морской живностью, преградил дорогу с острогой в руках. Служки обнажили ножи, и тогда я тоже схватил острогу и бросился на помощь Сканлэну; к нам присоединился и Бербрикс. Вид у нас был такой грозный, что служки попятились, но решительной схватки было не миновать.
— Мистер Хэдли, сэр, вы мал-мал рубите на ихнем ля-ля,— крикнул Сканлэн.— Скажите им, номер не пройдет. Скажите, наше вам, но фирма закрыла выдачу пацанят. Скажите: или они в темпе вамос{Вамос (исп.) — идем.} с ранчо, или тут будет тот еще бенц, хрен они такое видели. Вот! Просил — словил, и еще словишь, до упора, и с приветом.
Заключительную фразу Сканлэна следовало отнести к тому, что доктор Маракот полоснул своим рабочим скальпелем по руке одного из служек, который, зайдя сбоку, замахнулся ножом на Сканлэна. Служка взвыл и заплясал от боли и страха, но его сотоварищи, понукаемые окриками жреца, изготовились к бою. Одному небу известно, чем бы все это кончилось, если бы в комнату не вошли Манд и Мона. Манд замер на месте от изумления при виде происходящего, окликнул первосвященника и горячо пустился в расспросы. Мона кинулась ко мне; по счастливому вдохновению, я схватил со стола младенца и передал ей на руки; тот мигом устроился там и довольно загугукал.
Лицо Манда омрачилось, ясно было, что он озадачен вконец. Он отослал жреца и его приспешников в храм и затем пустился в долгие объяснения, из которых я понял и смог перевести своему товарищу далеко не все.
— Госпоже велено позаботиться о матери и ребенке,— сказал я Сканлэну.
— Эт’ иначее дело. Если мисс Мона ручается, я за. Но если эти жрецовы...
— Нет-нет, им запрещено вмешиваться. Дело будет передано Совету. Дело очень серьезное, насколько я понял Манда, жрец был в своем праве, установленном древним народным обычаем. Манд говорит, не разобраться будет, какая порода высшая, какая низшая, если допустить промежуточные. Таких детей умерщвляют, едва они родятся. Таков закон.
— Закон, закон. А вот этот пацан не умрет.
— Надеюсь. Манд говорит, он на Совете сделает все, что можно. Но до созыва еще неделя или две. На этот срок малютка в безопасности, а кто знает, что тем временем может еще случиться.
Да, кто знал, что может случиться? Кто мог вообразить себе то, что в действительности случилось? Об этом и пойдет речь в следующей главе.
II. В решающий час
Я уже упоминал, что неподалеку от подземной обители атлантов, заблаговременно подготовленной, чтобы устоять во время катастрофы, лежали развалины огромного города, частью которого некогда была и эта обитель. Я также рассказывал, как нас туда водили, и пытался описать то глубокое душевное волнение, которое мы при этом испытали. Никакими словами не передать ужасного впечатления, которое производили эти колоссальные руины, исполинские резные колонны и огромные здания, мертво и безмолвно распростертые на сумеречном фосфоресцирующем свету абиссального детрита, где шевелятся только бесконечные водоросли, колеблемые медленными глубоководными течениями, или мерцающие тени разросшихся морских животных, протискивающихся сквозь дверные проемы и селящихся в опустошенных покоях. Это было излюбленное место наших прогулок, и там, ведомые нашим верным другом Мандом, мы провели много часов, изучая причудливую архитектуру и прочие остатки исчезнувшей цивилизации, которая по признакам, учитываемым наукой о материальной культуре, намного опережала нашу.
Подчеркиваю, наукой о материальной культуре. Вскоре нам предстояло убедиться, что в области духовной культуры нас от них отделяет пропасть. История их расцвета и гибели учит нас, что государство обречено, если его умственные возможности опережают развитие душевных качеств. Именно это погубило древнюю цивилизацию, и то же самое может привести к гибели и нашу.
Мы обратили внимание на то, что в одной из частей древнего города имеется обширное здание, которое прежде не иначе как стояло на холме, поскольку и сейчас располагалось заметно выше общего уровня. К нему вела длинная широкая лестница черного мрамора, из того же материала, в основном, сооружено было и все здание, но теперь мрамора было и не разглядеть под омерзительными желтыми грибовидными полипами, торчащими, словно распухшие обрубки рук прокаженного, с каждого карниза и выступа. Над главным входом на черном мраморе была вырезана устрашающая маска с ощерившимися змеями вместо волос, похожая на голову Медузы Горгоны, этот символ то там, то тут повторялся и на стенах. Несколько раз мы выражали желание обследовать это угрюмое здание, но при каждом случае наш проводник Манд выказывал величайшее волнение и, неистово жестикулируя, упрашивал нас отступить прочь. Было ясно, что, покуда он будет сопровождать нас, нам своего намерения не осуществить, а неуемнейшее любопытство подстрекало нас проникнуть в тайну этого зловещего места. И однажды утром мы, Сканлэн и я, устроили по этому поводу совет.
— Слышь, начальник,— сказал он.— Там штучки, которых эт’ мудрила ни за что не хо показывать, он темнит, а мне аж кортит шмыг туда по-умному. Нам, вам и мне, те’рь няньки ни к чему. По-мойму, мы каждый сам имеет право — надел свойную маковку и шагай за дверь. Так пошлимте и посмотримте.
