Вячеслав Рыбаков - Наши звезды: звезда Полынь (журнальный вариант)
И вот чем все кончилось.
Воздух был похож на вздувшийся пузырь расплавленного стекла. По Маросейке перли валы машин. Теснота сбила их в единую груду так плотно, что казалось, это, урча и вонюче газуя, ползет какой-то нескончаемый ящер с панцирной ячеистой спиной. Кармаданов взял еще пива. Давненько он так не заводился. А пиво было теплым и омерзительным, как жизнь. Теплая такая. Не холодная, не горячая… Никакая.
Горькая.
Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, и пала на источники вод. Имя сей звезде “полынь”; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки…
А ведь я не был тут с тех самых пор, сообразил Кармаданов и отхлебнул пива. Он свернул на Петроверигский переулок - двадцать лет назад тот был тоже Петроверигским, в этом наблюдалось постоянство.
Петроверигский медленным извивом втек в Старосадский. Это название тоже было вечным. И вот напротив - библиотека. Государственная Публичная историческая… Сколько лишних слов.
Как там пахло книгами…
Как она облупилась, бедняга. Какая обшарпанная. Какие мутные окна. И заклеенные бумагой расколы стекол. Будто война, и фугаска взорвалась неподалеку, а никому и дела нет, все вымерли…
Он так и не перешел Старосадского. Приблизиться к двери не осталось сил - он слишком хорошо помнил, как, пропуская именно в эту самую дверь юную, тоненькую, как камышинка, красавицу гимназической стати, познакомился с нею - с будущей своей женой. Которая пожелала ему нынче утром успеха, сказала: “Какой же ты молодца” - и чмокнула в щеку…
И тут он понял, что не может так просто смириться. Если у вас, подонки, такая война, что библиотеки разваливаются сами собой, то - на войне как на войне.
В голове уже шумело, и море было несколько по колено. Кармаданов аккуратно поставил пустую бутылку на заплеванный тротуар, аккуратно вытер губы тыльной стороной ладони - и достал мобильник.
С Валькой Бабцевым они корефанили еще с восьмого класса. Одно время даже всерьез дружили. Восторженные юнцы, трепещущие от близкого торжества светлого будущего, съезжались день у Кармаданова, день у Бабцева, и вместе смотрели первый съезд горбачевского Верховного Совета, даже лекции мотали из-за этой бодяги - каждый свои. Где-то с середины девяностых несколько разошлись - уж больно неистово Валька клеймил зверства федералов в свободолюбивой, невинно поруганной Чечне. Он тогда сильно пошел в гору - золотое перо демократии… Но был все равно славный, честный, забронзовел совсем немножко; многие куда менее именитые надували щеки куда толще и только этим, по сути, и брали. Хотя, конечно, ругал все, что положено: свертывание реформ, насилие над бизнесом, тупость и лицемерие почвенников, мракобесие православия, государственную поддержку русского национализма, произвол спецслужб, нарушения прав человека… Стандартный набор “Собери сам”.
Про воров, правда, писал мало: мелко это было для него.
Но тут - как раз ему по росту: не просто воры, а воры государственные, да еще и не в нефтянке какой-нибудь всем приевшейся, а на космодроме. Кто еще наилучшим образом лягнет государство, ничего не проверяя и всю душу вкладывая в этот страстный акт?
И когда ответил в трубке донельзя недовольный Валькин голос, Кармаданов, наскоро поздоровавшись и даже не политесничая в стиле: “Как жив-здоров? А жена? Есть пять минут поговорить?”, жахнул сразу:
– Слушай, тут такое дело… Срочно надо встретиться. Почему? Потому что есть взрывной материал.
Свобода на баррикадах
– Мне страшно… - пробормотала жена. - Мне очень страшно, мы же воюющая страна…
Он ласково прижал кончиком указательного пальца ее нос, как кнопку.
– А что ты мне говорила, когда я писал, что Путина нужно сместить и судить за нарушение Хасавюртовских соглашений?
Она опустила глаза.
– Что нельзя идти на поводу у бандитов… - тихо признала она.
– Ну, вот.
– Он так быстро вырос… - едва слышно прошептала она, и голос ее дрогнул близкими, готовыми хлынуть через край слезами.
Это точно, подумал Бабцев. Быстро.
Только вот - кто о ком.
– Первогодков сейчас в горячие точки не посылают, - успокоительно сказал он. - Хоть этого мы сумели добиться.
– Ну и что? - спросила она. Шмыгнула носом. - Ну и что? Там и без войны сколько ребят калечатся. По телевизору чуть ли не каждый день… Побеги, стрельба друг в дружку… Это же страшно подумать, что творится в армии.
Да уж, подумал он. Американец Хеллер, наверное, полагал, что описал ад, - а описал дом отдыха с рисковыми аттракционами. Читайте Гашека. Армии всех тоталитарных государств одинаковы.
Только плюс еще вечный русский бардак.
Правой рукой он обнял жену за плечи и несильно притянул к себе. Она прижалась на миг, потом уперлась в его грудь кулачками.
– Нет, Тинчик, надо наконец что-то решать.
Тинчиком она его называла, когда хотела ну очень уж приласкаться. Понятно… Она заводила этот разговор не в первый раз. Но теперь уже был май, приперло. Выпускной год у балбеса.
– Ты же знаешь, что у нас нет сейчас свободных денег.
– Неужели нужно так много? Я узнавала…
– Но ты же хочешь не только в военкомат. Ты же хочешь, чтобы он сразу поступал. Это по меньшей мере двойная такса.
– Как ты говоришь… - она вывернулась из-под его руки и отступила на пару шагов. Подняла глаза. Глаза уже сделались сухими, и понятно было, что теперь она примется не умолять, а требовать. - Такса… Все-таки ты не настоящий отец.
– Тогда попроси у настоящего, - сухо сказал он.
– Ты же знаешь, что у него ни гроша.
– Так не бывает. Все эти годы он не давал ни гроша - это да. Воля твоя, тебе хотелось быть благородной. Я понимаю. Раз, мол, я сама ушла, то и… Но сейчас действительно критический момент. Пусть он раскошелится в кои-то веки.
Она помолчала. Покосилась в зеркало, летящим движением - он очень любил, как она движется, - поправила прическу. Помяла один из локонов надо лбом, когда прижималась лицом к его груди. Теперь все снова стало, как надо.
– Это твое последнее слово?
– Катюша, ну нет денег, - сказал он мягко, но окончательно.
– А ты напиши что-нибудь такое… быстренько… для европейцев.
– Сейчас уже не те времена, дорогая. Нас почти придушили. Начинается все с того, что простые люди не хотят идти на поводу у так называемых бандитов - а кончается тем, что по-настоящему бандитской становится власть.
Она глубоко втянула воздух носом.
– Ну, хорошо, - сказала она.
Потянулась к вешалке, сняла плащ. Одним текучим, змеиным движением облилась чужой кожей. Линька наоборот. С почти издевательским изяществом вступила в туфли. Все это заняло секунды, он ни разу не смог поймать ее взгляд. Когда она хотела, она умела прятать глаза полдня - а тут секунды.
![Лев Константинов - Схватка [Журнальный вариант]](/uploads/posts/books/270148/270148.jpg)