Виктор Сапарин - Последнее испытание
Мак-Кинли и Костя остались снаружи. Сквозь прозрачные стены переходных коридоров Шервуд видел, как они спокойно о чем-то разговаривали. Потом, когда Шервуд удалился на добрых полкилометра, он увидел, что они засуетились и стали размахивать руками. Пластилитовые стены станции не пропускали радиоволн, поэтому блок-универсал Шервуда не принимал сигналов от блок-универсалов Мак-Кинли и Кости. А расстояние было слишком большим, чтобы можно было разобрать жесты.
Шервуду оставалось одно из двух: проникнуть в обзорную башню и подключиться к антенне, напаянной на ее корпус, или же поскорее выбраться наружу. Он не успел сделать ни того, ни другого.
Крайнее здание вдруг как-то странно запрыгало на месте. (Станцию не закрепили наглухо, так как считали, что в этом нет необходимости. Ее просто привязали к кольцам, ввернутым в бетон сборочной площадки.) Итак, сначала от земли отделилось крайнее здание. Оно теперь напоминало, какое-то фантастическое пресмыкающееся, гигантского обитателя неведомых миров, которое нервно било хвостом.
Потом начали лопаться швартовы в разных местах. Взглянув туда, где были Костя и Мак-Кинли, Шервуд не увидел их. По земле катились клубы пыли, стволы деревьев, какие-то извивающиеся в воздухе листы. На миг Шервуду показалось, что он различает знакомую ему фигурку практиканта. Костя, если это был он, упал, сбитый ветром, тут же встал, снова упал и покатился как лист, сорванный с дерева. Затем все вокруг охватила такая мгла, что Шервуд стал протирать глаза, точно в них попала пыль. Сильный толчок подбросил его, он упал на спину. В следующий момент конструктор почувствовал, что он поднимается в воздух.
В ранней юности Шервуд видел, как сильным порывом ветра сорвало с веревки рубашку: она летела, болтая рукавами, и исчезала за крышей дома. Сейчас он представлялся себе муравьем, который забрался в такую вот рубашку. Коридор, в котором он очутился в этот трагический момент, напоминал гигантский рукав; он сгибался во время полета. Ощущение было так неприятно, что Шервуд поспешил перейти в более надежный, менее колышащийся отсек. Хватаясь за какие-то кольца, впаянные в стены (сейчас Шервуд не мог даже припомнить, для чего они должны были служить), он стал пробираться к двери. Опустив глаза вниз, он различил сквозь прозрачный пол мутные клубы, вспухающие пузырями, словно заглянул в кипящий котел.
За дверью прямо вверх поднималась лестница. Шервуд стал на нижнюю ступеньку, но она не сдвинулась с места. Эскалаторы, конечно, не работали. Он стал подниматься, хватаясь за поручни.
С верхней площадки лестницы открывался вход в круглый зал. Его прозрачные стены в вихре урагана гнулись, то вминаясь, то выпрямляясь; временами по ним пробегала дрожь. В тот момент, когда Шервуд вступил в пустой зал, сооружение сильно накренилось, пол встал под углом почти в сорок пять градусов. Шервуд успел схватиться за стойку для оборудования у стены, иначе он полетел бы к противоположному концу зала. Так он висел, упираясь ногами в рифленый пол, минуты две, а пол все поднимался.
По ту сторону стен в пыльной мгле, проносились полупрозрачные здания округлых форм с крышами-куполами, напоминая гигантскую связку воздушных шаров, пущенных по ветру. Какой-то рукав мотался, как исступленный, и Шервуд до боли ощутил напряжение, которое испытывали закрепки: когда-нибудь начнут же они вываливаться!
Резкий толчок оборвал мысли Шервуда. Стойка, за которую он держался, словно забрыкалась, пытаясь его отбросить. Вибрация передалась его руке, пальцы разжались и он покатился сначала по полу, а потом по стене, которая медленно, как барабан, вращалась под ним. Он докатился до другой стойки и ухватился за ребристый выступ. Но его тут же вытряхнуло и из этого угла.
Катаясь по желобу, который образовал стык пола и стены, Шервуд смятенно думал: "Только бы вращение прекратилось!" От вращения разовьются центробежные силы и тогда уж вся эта музыка наверняка разлетится по швам. Он, создатель сооружения, знал, что оно для таких испытаний не предназначалось!
Крен на какое-то мгновение уменьшился.
Дверь, дверь, хоть какую-нибудь дверь! Нельзя же до бесконечности кататься в этом огромном зале, как горошина в консервной банке. Увидев, наконец, какую-то дверь, он вышмыгнул, как мышь, из зала и очутился в коридоре.
Здесь стены не просвечивали и обстановка казалась безопаснее, а неожиданные крены напоминали качку корабля в бурю - ощущение вполне земное. Мгновениями Шервуд забывал, что станция, построенная для Венеры, мчится в воздухе, словно выпущенный из рук бумажный змей. Он никогда не думал о планирующих способностях проектируемого им сооружения. Сейчас он пришел к выводу, что создал почти идеальный парашютирующий аппарат.
Затем по странным законам логики в нем пробудилась жажда деятельности. Сидеть, как крыса в тесной ловушке, не казалось ему сейчас уже таким заманчивым, как четверть часа назад. Он должен осуществить то, что собирался сделать перед тем, как налетел ураган, - проникнуть в обзорную башню и подключиться к наружной антенне.
В коридор выходило множество дверей. Он осторожно открыл первую по счету и увидел новый, короткий, поперечный коридор. Пять дверей, одинаковых стандартных дверей, без табличек, смотрели на него. За одной оказалась квадратная пустая каморка. Темные, без света, помещения он обнаружил и за следующими тремя дверьми. Оставалась последняя, пятая.
При проектировании станции Шервуд предусмотрел, что рассеянный свет венерианского дня будет проникать во все помещения, где он потребуется. Поэтому-то он сделал столько прозрачных или полупрозрачных стен и перекрыл здания просвечивающими куполами. На Венере не придется бояться прямых солнечных лучей. Но сейчас мгла, что окружала станцию, бросала мрачную тень на все. В коридоре царили какие-то темные сумерки, а помещения приходилось обследовать ощупью.
В беспорядочных рывках, которыми обрушивался ураган на детище Шервуда, видимо, была какая-то закономерность. Преимущественно бортовая качка сменилась на килевую, то есть направленную вдоль коридора. Держаться на ногах стало очень трудно. Шервуд решил, что лучше всего передвигаться по способу далеких предков человека. Но и подползти к пятой, дальней двери, замыкавшей коридор, удалось не сразу. Раза два Шервуда сильными толчками отбрасывало назад с такой легкостью, с какой ребенок, балуясь, сшибает букашку с травинки. Зато третий толчок подбросил его прямо к двери, он едва не стукнулся об нее головой. Он открыл дверь, протянул руки, нащупывая пол, и в ужасе отпрянул назад.
Руки ничего не встретили. За дверью зияла пустота, провал, колодец, темный и казавшийся бездонным. Такие блуждания в лабиринте и подкарауливающий колодец могут присниться только в страшном сне. Дрожь и внезапная слабость охватили Шервуда, когда он сообразил, что следующий толчок наверняка сбросит его в пустую шахту подъемника. Тело его ослабло, и следующий толчок, который не замедлил произойти, отшвырнул его от двери словно мешок с песком.
