Тед Косматка - Искусство алхимии
В ту ночь мы напились. Я стоял у окна второго этажа ее дома и изучал этот тихий район, смотрел, как дорогие машины проезжают по Ридж-роуд. Эта дорога аккуратно разрезает Лэйк Каунти. К югу земля становится выше. К северу она понижается, спускаясь к разрастающимся городам, к болотам и озеру Мичиган. Длинный, низкий гребень был когда-то краем ледника, той самой линией, где ледник остановился во время последнего ледникового периода, толкая перед собой грязь и камни. Потом он растаял, отступил и превратился в Великие озера, а тысячи лет спустя строители стояли на гребне и думали, что вполне логично будет проложить дорогу по естественному изгибу земли. И они построили то, что построили, и назвали это единственным подходящим именем: Ридж-роуд[3]. Четкая линия, после которой одна вещь становится другой.
Я обернул очищенную от изоляции нить вокруг пальца и затянул ее, наблюдая как на коже проступает кровь. Нить была не только прочной и тонкой. Она была еще и острой. Когда я проводил тесты, то убрал почти всю изоляцию, оставив только несколько дюймов на концах. Вся остальная часть нити осталась обнаженной. И невидимой.
— Ты порезался, — заметила Вероника. Она поцеловала ранку.
Мое первое признание в любви было почти случайным. Я сказал это, уже засыпая: «Спокойной ночи, я тебя люблю». Слова вырвались у меня, прежде чем я это понял. Просто сработала старая привычка — ведь каждая старая связь живет под кожей новых. Обещания. Слова. Прямо здесь, под кожей. Я почувствовал, как Вероника застыла у меня за спиной, и провалился в сон. А наутро понял, что она так и не сомкнула глаз.
На следующую ночь после той, когда я испытывал нить, я лежал на кровати и следил за ее дыханием. Скомканные одеяла валялись на полу.
Свет, проникавший через окно, блестел на ее ожерелье, на тонком узоре «в елочку», окантовывавшем какой-то новый вид стали с эмблемой Аспар-Нагои, сверкавшей на ее темной коже. Я провел пальцем по пластинке с узором. Странный способ соединять металл.
— Это они тебе дали?
Она потрогала ожерелье.
— Они дали такое каждому из нас, — ответила она. — Привилегия руководителей. Эта штука должна дорого стоить.
— Логотип ее портит, — заметил я. — Словно ярлык.
— Все так или иначе имеет свой ярлык, — сказала она. — Я однажды встречалась с ним.
— С кем?
— Имя на ожерелье.
— Нагои? Ты видела его?
— На заводе во Франкфурте. Он проходил мимо в окружении своей свиты и пожал мне руку. Он оказался выше, чем я думала, но его рукопожатие было дряблым и водянистым, он даже не согнул пальцев, словно я коснулась плавника. Было очевидно, что западные традиции вызывают у него отвращение. Я готовила себя к тому, что он мне понравится, произведет впечатление или хотя бы просто окажется обычным человеком.
Она надолго замолчала, я даже решил, что она заснула. Когда Вероника наконец заговорила, ее голос изменился.
— Я никогда не судила о людях по их рукопожатию, — сказала она. — Но все же… от этого случая у меня до сих пор мурашки по коже. Они заплатили шестьдесят шесть миллиардов за приобретение Аспар. Ты можешь вообразить такую кучу денег? Такое количество работников? Подобную власть? Когда его дочь разводилась, акции компании упали на два процента. Ты представляешь себе, сколько это — два процента?
— Думаю, моего воображения не хватит…
— В одну только инфраструктуру вбуханы миллиарды. Еще больше вложено в активы и исследовательские организации, не говоря уже о самих заводах. Эти активы можно перевести в реальные доллары. Реальные деньги, которые пойдут на новые приобретения, и монстр разрастется еще сильнее. Если развод дочери Нагои снизил общую стоимость на два процента, что, как ты думаешь, произойдет, если на рынке появится конкурент, новый вид углерода?
Я провел пальцем по ее ожерелью.
— Думаешь, они попытаются остановить это?
— Деньги Нагои вложены в сталь. Если на рынке появится альтернативный продукт, каждый завод, которым он владеет, каждая его акция по всему миру внезапно обесценятся. Миллиарды долларов просто исчезнут.
— И что же мы сделаем?
— Мы получим данные. Я напишу отчет. Устрою презентацию. Комитет внезапно заинтересуется покупкой некоей компании в Европе. Если эта компания откажется, Аспар-Нагои скупит все их акции и в любом случае завладеет добычей. А затем закроет компанию.
— Это им не поможет. Луддиты в конце концов все равно проигрывают.
Она улыбнулась.
— Три самых богатых человека в мире владеют таким же количеством денег, как сорок восемь беднейших народов, — сказала она. — Вместе взятых.
Я следил за ее лицом.
Она продолжала:
— Мировой ВВП составляет примерно пятьдесят четыре триллиона долларов, при этом существуют миллионы людей, которые пытаются жить на два доллара в день. Ты веришь в то, что бизнес приносит пользу?
— Нет, но я верю в рынок. Лучший продукт всегда найдет путь к покупателю. Даже Аспар-Нагои не сможет этому помешать.
— Ты говоришь так только потому, что не понимаешь, как на самом деле работает механизм. Когда-то давно это, может, и было правдой. А сегодня Аспар-Нагои захватывает одну компанию за другой, и они не упустят технологию, которая обесценит их основные активы.
Вероника замолчала.
— Зачем ты занялась сталью? — спросил я. — Что привело тебя сюда?
— Деньги, — ответила она. — Просто деньги.
— Тогда почему ты не рассказала своим начальникам о Войчеке?
— Не знаю.
— Ты им расскажешь?
— Нет, не думаю.
Затем наступила долгая пауза.
— Что ты собираешься делать?
— Купить их, — ответила она. — Купить данные Войчека.
— И что потом? После того, как ты их купишь?
— После того, как я их куплю, я выложу их в Интернет.
* * *Казалось, поездка к Войчеку длилась целую вечность. Измотанные пробками, мы наконец достигли Халстед-стрит. На то, чтобы добраться до центра Чикаго, потребовался еще час.
Мы припарковались на той же самой стоянке, и Вероника снова стиснула мою руку, когда мы шли к ресторану.
Но на этот раз Войчек не стоял вышибалой у входа. Его вообще не было. Мы подождали несколько минут, а потом вошли. Сели за тот же столик. Мы не разговаривали. У нас не было причин.
Несколько минут спустя мужчина в костюме подошел к нам и сел за столик. Серый человек в сером костюме. В черных кожаных перчатках. Ему было за сорок, но при этом он напоминал атлета — широкоплечий, мускулистый, с тяжелой нижней челюстью. Над широким лбом кудрявились рыжеватые волосы. Официантка спросила, будем ли мы что-то заказывать.
