Джек Вэнс - Троя
— Возможно, возможно, но так или иначе я все равно намерен добиться правды.
Роби Мавил выпрямился, и на лице его появилась гримаса, обозначавшая появление нового персонажа — это оказался Руфо Каткар, высокий, тощий, бледный человек, со втянутыми щеками и окаймленными лиловыми тенями горящими черными глазами под угольными бровями. Черные кольца волос оттеняли белый лоб, а на подбородке курчавилась неопрятная, тоже смоляная борода.
Руки и ноги у Руфо были длинными и тонкими, а ступни и ладони непропорционально большими. Поприветствовав Мавила сухим кивком, Каткар подозрительно оглядел Тампа с Фаргэйнджером и заговорил с Денцелем:
— Вы выглядите невесело, — с этими словами пришедший буквально упал в свободное кресло.
— Невесело — не то слово, — поправил Денцель. — Вам же известны все обстоятельства.
В разговор хотел вступить Роби, но Денцель властным жестом остановил его.
— Это старая история. Когда я подумаю, что такое могло случиться со мной, то готов и смеяться, и плакать!
Роби нервно оглянулся.
— Прошу вас, сэр Денцель! Ваши драматические признания привлекают внимание всей таверны!
— Так пусть слушают! Возможно, они извлекут для себя хотя бы какую-нибудь пользу из моего несчастного опыта. Итак, факты таковы. Ко мне относились с полным уважением и любезностью, все жаждали услышать мое мнение — новость, которой я мог только удивляться. Однако я, как и всегда, выразил все пожелания ясно и подробно, не оставляя ни малейшей возможности для двусмысленного или неверного понимания. — Денцель иронически склонил голову к плечу. — И потому ответ удивил меня вдвойне — меня, видите ли, спросили об источнике моей философии! Посему я вынужден был ответить, что единственной моей философией является продвижение по Благородному Пути. Казалось, на всех это действительно произвело впечатление, но, тем не менее, от меня потребовали, чтобы я определил догму и для ЖМС, и что будто бы, все только этого и ждут. Было уже никак не отвертеться, и мне пришлось открыто высказать все свои взгляды, включая и финансовые. Совершенно естественно выходило, что толку в пассивном богатстве мало — и я согласился пожертвовать весьма значительную сумму, положив ее на счет банка Соумджианы. Доступ к счету должен был быть открыт только трем членам Исполнительного совета, которых тут же и выбрали: Роби Мавил, Джулиан Бохост и, по моему настоянию, Руфо Каткар. Кроме того, я заявил, что никакая сумма не может быть использована на нужды, противоречащие принципам Благородного Пути, и всем, по-моему, это было ясно. Абсолютно ясно! Индоссамент* 3 был сделан единогласно, и больше всех одобрял это решение именно Роби Мавил, повторяя, что все произошло в атмосфере дружбы и откровенности.
А сегодня утром произошла развязка! Я узнал, что вся моя искренность попрана, что высокие идеи отброшены, как кусок протухшего мяса, а денежки мои пошли на совершенно неблагородные цели! В этом случае годится лишь одно слово — предательство, и теперь я вижу единственный выход — пусть мне вернут мои деньги!
— Это невозможно! — взорвался Мавил. — Деньги уже сняты со счета и использованы!
— Но в какой точно сумме? — заинтересовался Каткар.
Мавил бросил на него полный ненависти взгляд.
— Я пытался выдержать разговор хотя бы в более или менее приличном тоне, но вы вынуждаете меня говорить откровенно. А факты таковы: Руфо Каткар не состоит больше членом Исполнительного совета ЖМС, и вообще отныне мы не считаем его настоящим жэмээсовцем!
— Хороший пацифик, плохой пацифик — чушь собачья! — возмутился Денцель. — Руфо Каткар мой кузен и человек безупречного поведения! Кроме того, он мой помощник, и я полагаюсь на него полностью.
— Не сомневаюсь, — ответил Мавил. — Но не смотря на это, Каткар отличается весьма непрактичными взглядами, если не сказать хуже. А потому, в интересах дела, он исключен из состава директората.
Каткар вскочил и отшвырнул ногой стул.
— Мавил, придержите-ка свой язык хотя бы на то время, пока я изложу вам факты, слышите, все факты. А они неприглядны и жестоки. ЖМС полностью контролируется двумя идиотками, одна чище другой. Имена их, я думаю, можно, не называть. И среди этой банды нинкомпупов и прочего сброда, к которым относится и Роби Мавил собственной персоной, я являюсь последним оплотом здравого смысла, о который пока еще разбивалась глупость обеих наших красавиц… Что ж, они, наконец, отставили меня, но ваша ЖМС будет отныне кораблем без руля и без ветрил. — Каткар повернулся к Денцелю. — Ваше решение абсолютно правильно, сэр! Больше ни одного кредита этой своре! А все что уже дано, немедленно забрать! — С этими словами Каткар развернулся и пошел прочь с террасы. Денцель тоже хотел было встать, но его остановил вопль Роби:
— Подождите! Выслушайте меня! Кузен он вам или нет, но Каткар лжет!
— Неужели? А мне показалось, что его советы звучат вполне разумно.
— Вы не знаете полной правды! Каткар исключен из директората, но там есть и другие люди! Идет неприкрытая борьба за власть, и Каткар сам ведет ее ничуть не более чистыми методами, чем Клайти или Симонетта! Кроме того, он уже раз был пойман на предосудительных вещах и наказан, причем, наказан так, что до сих пор ненавидит и презирает всю партию!
— Подробности, — сухо заметил Денцель. — Кузен упоминал как-то о некоем опыте, полученном в Шаттораке, и на его месте после такого я вел бы себя точно так же.
Роби подавил тяжкий вздох.
— Увы, Шатторак ничему не научил вашего Каткара, он также вызывающ и нагл, как и прежде. Он игнорирует доктрину ЖМС, и противопоставляет себя всем. На самом деле его сегодняшние советы вам — вздор, хуже чем вздор, просто таким образом он намерен воспользоваться вами, когда придет время.
Денцель просверлил Роби синими холодными глазами.
— Вы угрожаете мне?
Роби закашлялся.
— Конечно, нет! Но реальность такова, какова есть, и игнорировать ее невозможно, будь вы даже сэром Денцелем Аттабусом.
— Вы говорите о реальности — и это, разумеется, Каткар, который, по вашему мнению, обманывает меня, нацеливаясь в будущем на мои деньги… Хотел бы услышать более точные определения. Но не сейчас. — Денцель поклонился Тампу и Фаргэйнджеру и гордо удалился с террасы.
Роби Мавил устало обмяк в кресле, совершенно измотанный. Тамп смотрел на него без всякого выражения, а Фаргэйнджер всматривался в южные острова фьорда и сверкавшую зеленую воду.
Наконец, Роби заставил себя подняться.
— Ничто не продолжается вечно, и время перемен, кажется, наступило.
— Но летать никто из нас так все-таки и не может, — задумчиво произнес Тамп.
