Гавриил Бирюлин - Море и звезды (с иллюстрациями)
— Нам говорить больше не о чем.
В коридоре в голове Павла внезапно вспыхнули возражения. Он захотел вернуться, но, увидев на двери светящуюся надпись «Сектор общих проблем. Тов. Штамм», махнул рукой и отправился к лифту.
После этой беседы Павел забрался к себе в лабораторию и целыми днями занимался экспериментами, далекими от вопросов урожайности. Так, например, ему пришла в голову идея создать черные розы. При этом оказалось, что если само растение поставить в хорошие условия, а бутонам давать очень много света, но холодного, то цветы потемнеют. Это было понятно. Они должны стремиться уменьшить свою отражательную способность, чтобы накапливать больше тепла.
Вечерами Павел продолжал читать об океане, отрываясь только для того, чтобы включить телевизор, когда можно было на сцене увидеть Герду. В танце она призывно улыбалась, и Павел верил, что она улыбается только ему, совершенно забывал о своей неудаче и чувствовал себя счастливым.
Прошло немало времени, Павел продолжал жить лишь своей напряженной работой и ожиданием Горды.
Но однажды у него зазвонил телефон, и веселый, бойкий голос протараторил:
— Товарищ Светлов, академик Ржеплинскнй просит вас зайти к нему завтра в семнадцать часов. Улица Героев Космоса, 5.
Павел поблагодарил за приглашение и записал в календаре точный срок — к академикам опаздывать не полагается.
Иван Юрьевич Ржеплинский — крупный специалист в области физической химии и член Совета старейшин — жил и работал в большом отдельном коттедже, выстроенном по его собственному проекту в духе старинного палаццо. Ученый имел слабость к памятникам архитектуры прошлого. Павел прошел в кабинет. Хотя стены кабинета и были оклеены теплотворными обоями, тем не менее там был и камин с чугунной решеткой, в котором горели обыкновенные дрова. Сам хозяин сидел перед камином в кресле, поставив перед собой на столик рюмку. Его массивное тело, облаченное в красный халат, еле умещалось в большом кресле. На громадной голове с редкими седыми завитушками кое-как сидела странная шапочка с кистью.
— Садитесь, дорогой, — сказал хозяин, указывая толстым пальцем на стоявшее рядом кресло. — Что, здорово холодно? Ну, и правильно. Люблю. Это Сибирь, а не какая-то там Италия. — И тут же он наполнил рюмки, предложив выпить.
Павлу показалось, что он проглотил огонь, и он поспешил закусить огурцом.
— Из вашего огорода, только посолил сам, — засмеялся Иван Юрьевич. — По бабкиным рецептам.
— Что это я такое выпил? — спросил оторопело Павел, чувствуя, как по всему его телу разливается теплота.
— Водочку, дорогой мой, водочку, о которой вы теперь только в старых романах читаете. Вот что, дорогой друг, — неожиданно посуровел академик. — Как у вас там дела с проектом, м-м-м… Ну, эти плавучие острова…
Павел опустил голову:
— Отвергли…
— Кто? — быстро спросил Иван Юрьевич.
— Я был у Штамма, и он…
— А, Штамм! — обрадовался академик. — Тогда мне все понятно. Понятно… Это уж такой человек. Он всегда и везде видит недостатки, отрицательные качества, так сказать, любой вещи. Вот вам пример. Вы знаете, Павел… Как вас по батюшке… Ага, Сергеевич… Так вот, Сергеевич, в течение многих десятилетий тысячи людей, десятки институтов во всем мире бились над проблемой фотосинтеза, то есть над проблемой непосредственного использования солнечной энергии и накопления ее в виде органических соединений. Недавно мы добились крупного успеха. Построены установки, с помощью которых мы теперь в состоянии получить фотосинтетическим способом простые углеродистые соединения. Конечно, это еще не белки и не сахар, но, во всяком случае, это такое массовое и дешевое, сверхдешевое сырье, из которого легко и просто получить материал… хотя бы для ваших плавучих островов.
— Но Штамм сказал, что это опасно, потому что можно обезуглеродить атмосферу, а тогда она будет терять много тепла через излучение. Ну, и как бы не наступило оледенение нашей планеты…
— Понятно! — И довольный Иван Юрьевич расхохотался.
— Вот в прошлом, — продолжал он, — таких людей, как наш Штамм, называли перестраховщиками. К счастью, ваш проект прочел не только Штамм, но прочитали и многие другие, в том числе и я. Мне все в нем показалось замечательным. Да и другие, насколько мне известно, дали положительный отзыв. А вот Штамм увидел лишь недостатки вашего проекта. Но эти недостатки не столь велики, чтобы из-за них отклонять проект. Над ним лишь надо еще поработать и сделать достойным осуществления. Нужно начинать действовать без промедления, а как действовать, это вы должны мне сейчас подсказать.
Павел был обрадован и приятно поражен. Вот как, оказывается, обстоит дело! Вспомнив о возражениях Штамма, он несмело сказал:
— Вероятно, нужно начинать с эксперимента…
— Вот именно, — прогудел Иван Юрьевич, — вот именно, эксперимент — это ноги науки и практики. Так вот, относительно материалов, из которых мы будем создавать острова, мы побеспокоимся сами. А пока свяжитесь с Институтом океанологии во Владивостоке и побеседуйте с сотрудниками о возможных и наиболее перспективных формах исследований.
Домой Павел возвращался окрыленный, полный новых замыслов.
Дома Павла ждал сюрприз. На диване сидела Герда и читала книжку. Посредине комнаты лежало пять или шесть чемоданов. Увидев Павла, Герда вскочила и прыгнула к нему, как прыгают в воду. Павел подхватил ее.
— Итак, жизнь идет вперед, — закричала Герда, — я приехала к тебе навсегда.
Потом она быстро открыла чемодан, достала бутылку шампанского, и они подняли бокалы за искусство, науку и любовь. Тут же Герда с таинственным видом сказала, что им нет смысла перебираться в коттедж. Пока можно пожить и в отеле. Павел был согласен. Ему нравилось все, что нравилось ей.
Первый месяц их совместной жизни прошёл, как им показалось, быстро. Часто они с утра забирались в плавательный бассейн или шли на искусственный каток (известно, что в Сибири в большие морозы на открытых катках кататься не разрешается), совершали прогулки на вертолете.
Однажды после утренней ванны Герда сказала Павлу:
— Ты, вероятно, знаешь, что в Париже я получила Большой Приз Гран-При.
— Конечно. Об этом все знают, — улыбнулся Павел.
— Ну так вот, после этого события Большой Театр Оперы и Балета в Москве пригласил меня к себе в качестве прима-балерины.
— Что? — изумился Павел. — А чем, собственно говоря, отличается этот театр от нашего?
— Традициями и школой, — серьезно сказала Герда. — Любой человек, посвятивший себя искусству, мечтает быть в таком театре. От такого счастья я отказываться не могу, — сказала Герда. — Если ты любишь меня, то поедешь со мной, ты и там сможешь заниматься ботаникой.
