Олег Северюхин - Кольцо фараона
Николай Иванович задумчиво повертел его в руках и сказал:
- Знаете, а я поверю, что вы из другого времени, потому что монета эта достаточно редкая и в наше время. Она хорошо сохранилась и патина на монете показывает, что она лежала где-то очень и очень долго. У меня у самого есть небольшая коллекция монет, но таких древних по внешнему виду нет. Спрячьте эту монету. После войны сочтемся.
Французский язык "пошел" у меня сравнительно легко. Пусть простят меня французы, но я не нашел мелодии в их языке и не скажу, что это язык любви. Язык сюсюкания - да. И я не пойму русских дворян, которые так обожали этот язык, что по-русски говорили с акцентом. Те, кто не любят свою родину, поступают именно так. Мои соученики тоже старались показать знание иностранного языка, стихи писали на английском. Спросил я одного американца, учившегося у нас по обмену, о художественных достоинствах этих стихов.
- Владимир, можно я ничего не буду говорить по этому вопросу, чтобы вас не обидеть, - ответил он мне.
Комментарии излишни.
Николай Иванович прекрасно говорил по-французски и пытался передать мне музыку языка, но не преуспел в этом деле, хотя в области изучения иностранного языка он оказался настоящим тираном. Я знаю, что такое интенсивный курс иностранного языка, но я ежедневно зазубривал по двадцать пять-тридцать слов и еще должен составлять предложения с этими словами. Представьте себе такое предложение: "Жэспэр кова котинюэ тужур авэксюксэ нотрё коляборасьо" . Всего-то обозначает, что я "надеюсь на продолжение нашего плодотворного сотрудничества" (J'espere qu'on va continuer toujours aves success notre collaboration).
Через месяц я уже общался на бытовом уровне, а еще через месяц Николай Иванович сказал, что меня нужно пристраивать к делу, то есть к войне. Что я умею делать? Я не умел делать совершенно ничего кроме как водить автомобиль, мотоцикл. Еще я занимался в аэроклубе и совершил два самостоятельных полета на самолете ЯК-50. Это я и выложил Николаю Ивановичу во время одного из наших вечерних разговоров.
- Так вы пилот? - удивился Николай Иванович. - Я сам мечтаю стать пилотом, но работа в посольстве очень важная. Граф Игнатьев не отпускает меня на фронт, говорит, что умельцев стрелять из пистолета и скакать на коне пруд пруди, а людей, разбирающихся в том, как нужно обеспечивать армию материальными средствами - единицы. С какой же скоростью летает ваш самолет ЯК-50?
- Самолет не сильно быстроходный. Обычная скорость 320 километров в час, но может выжать и 420 километров час, движок слабый, всего 360 лошадиных сил.
Николай Иванович был просто поражен:
- Таких самолетов сейчас нет. Это фантастика. Самый современный самолет "Ньюпор-XI" имеет максимальную скорость у земли до 150 километров в час. Вы сможете освоить такой самолет? Вы будете самым знаменитым летчиком. Давайте я вас устрою в летную школу или в действующую эскадрилью. Вы будете российским волонтером. Во Франции любят русских. Наша стрелковая бригада успешно сражается с немцами здесь, во Франции и командование надышаться на нее не может. И русский летчик во французской армии! Вы свободная птица и никто не сможет вами руководить. Как я вам завидую!
Мне и самому хотелось полетать на самолетах этого времени, но одно дело летать в аэроклубе, получая команды по радио от инструктора, который дает советы по пилотированию. Я почти год занимался аэродинамикой, изучением самолета, сидел в тренажере, прежде чем вылетел вместе с инструктором на "спарке" и только потом меня выпустили в самостоятельный полет.
Я, конечно, могу еще раз крутнуть кольцо, но куда я попаду? С кольцом нужно экспериментировать осторожно, двигая его чуть-чуть, а то можно очутиться в палеозое и убегать от челюстей динозавра, не зная, какой на дворе год и сколько и куда крутить кольцо. И второе, а как это будет выглядеть с моральной стороны? Как только зашел вопрос о войне, так сразу в кусты? Это же прямое дезертирство. Незнакомый человек меня принял, мне поверил и я, как свинья, исчезну в самый ответственный момент. Я хоть и современный человек, но вопросы чести не чужды и мне. Ладно, поживем здесь, посмотрим, я же историк и должен изучать разные исторические эпохи.
Глава 6
Вечерами мы долго разговаривали с Николаем Ивановичем. Я ему рассказывал о том, как мы живем в моем времени, а он, как мальчишка, заворожено слушал меня и даже в темноте я видел восторженное сияние его глаз.
Я щадил моего собеседника и рассказывал только о том, что происходило с 1960 года. О том, что было раньше и о перестройке не говорил. Не все мои современники могут спокойно говорить о тех временах, когда без войны решался вопрос существования в России.
Без всякой идеологии выходило очень гладко. В 1961 году наша промышленность и наука достигли такого развития, что мы запустили в космос первого летчика-космонавта майора Гагарина. Затем еще многие наши летчики летали в космос, производя военные и научные исследования. Американцы запустили свой космический кораблю к Луне и первый человек, американец, ступил на поверхность Луны.
- Не может быть, - восхищенно говорил Николай Иванович, - неужели наша Россия достигла такой степени могущества. Я всегда верил, что России уготовано великое будущее, лишь бы не было никаких революций и великих потрясений. Да, мы аграрная страна, но мы можем параллельно развивать и промышленность, и науку. А как ко всему этому относится царь?
- А царя нет, - простоя сказал я. Все равно об этом пришлось бы когда-то говорить. - Царь отрекся от престола сразу после окончания вот этой войны.
- Как отрекся? - закричал капитан. - Этого не может быть! Вы обманули меня, вы русский революционер и я, столбовой дворянин, у себя приютил революционера.
- Николай Иванович, я не революционер, - стал объяснять я. - Я даже могу вам сказать, что и в 1961 году русские офицеры носят такие же погоны, как у вас. Просто у нас нет флигель-адьютантов, а чин капитана соответствует чину майора и на погонах два просвета и одна большая звездочка.
- А сколько звездочек у подполковника? - сразу появился военный интерес моего слушателя.
- Две звездочки, - сказал я, - а у полковника - три. И у генералов погоны с золотым шитьем в виде зигзага.
- А как с дворянским вопросом? Как с вопросом землевладения? - посыпались самые насущные вопросы.
Мне приходилось любыми способами уходить в сторону от этих вопросов и переходить к технике, потому что любое слово о переменах в России сразу покажет, что революционеры разделили все население России на врагов, которые подлежат обязательному уничтожению, сочувствующих врагам и прочих, чье нахождение на территории России крайне нежелательно. Рассказывать об этом, все равно, что заранее морально уничтожать русских людей, которые находятся на войне и еще не знают, какая кровавая судьба им уготована.
