Елена Хаецкая - Летающая Тэкла
– Ему оставят самое вкусное, – обещала Тэкла.
– Скажи, – добавил Альбин, – кто послужил орудием Господа при создании этого превосходного обеда? Я хотел бы поблагодарить его за труды.
Тэкла высоко подняла брови, сперва округлив их, а затем переломив посередине, так что ее гладкий лоб украсился двумя подобиями стрельчатых арок. На ярком солнечном свету, в отблесках огромных пышных одуванчиков, лицо Тэклы казалось обсыпанным золотистой пудрой, а брови и тонкие волоски на лбу у основания головного убора выглядели совершенно золотыми. Кроме того, как разглядел Альбин, она действительно украшала ресницы блестящим порошком.
– Если тебе понравился кролик, благодари Линкеста, – сказала она. – Это его работа. Только будь осторожен.
Тэкла подняла руку и, согнув пальцы, подозвала Линкеста. Он за стол не садился – прятался среди густых листьев; однако жест патронессы заметил сразу и выбрался из своего укрытия.
– Прекрасный обед, – похвалил Альбин.
Линкест безмолвно закрыл глаза и залился слезами. Кончик его длинного острого носа ужасно покраснел.
– Чтобы я ни сделал, все невпопад! – огорчился Альбин. – Прости меня, Линкест, если по незнанию я расстроил тебя!
Слезы потекли еще обильнее, хотя секунду назад казалось, что это невозможно. Наконец Линкест схватил себя за щеки и бросился бежать.
Альбин теперь и сам едва не плакал.
– Что я сказал? – повторял он. – Что я сказал неправильно?
– Линкест очень чувствительный, – объяснила Тэкла немного снисходительным тоном. – Чужая доброта трогает его до глубины души, а от грубого слова он по нескольку дней хворает… К тому же, он никогда прежде не видел патриция. Удивительно еще, как он не потерял сознания, когда ты с ним заговорил.
Альбин нахмурился, побарабанил по столу пальцами.
Невесомые прислужницы Тэклы быстренько собирали со стола. От их рук исходил сильный и сладкий пивной запах.
– А пиво тоже хорошее, – сообщил один из оруженосцев Альбина громким шепотом. – Кх! Кх! Надеюсь, это никого не уронит в обморок.
«Здесь дерутся, – снова оживился в сознании своих братьев карлик-наблюдатель. – Арридей вырвал у Эфиппа клок бороды и назвал его летальным мутантом».
– Ничего сложного здесь нет, – принялась растолковывать Тэкла Альбину Антонину. – Ты патриций, соль земли, ось мироздания, образ Ангельский. Так?
– Теологически – да, – согласился Альбин. – Однако подтверждать сие надлежит ежечасно, каждым шагом и словом. Боюсь, я слишком часто ошибаюсь и совершаю недостойные поступки. Вот почему меня так огорчает, когда из-за меня печалятся другие.
– Ха! Другие! – резко выкрикнула Тэкла и взмыла над столом, а затем медленно, сминая платье в причудливые лепестки-складки, уселась обратно. – Слушай-ка меня, молодой господин! Ты видел Аристандра?
– Кто это? – Альбин чувствовал себя окончательно сбитым с толку.
– Эталон! Статуя!
– Видел…
– А теперь скажи мне, разве твои показатели не отличаются от показателей Аристандра?
– Но ведь он… немолодой… Просто – толстый!
– Ха и еще раз ха-ха! Все индексы в нашей общине высчитываются сравнительно с аристандровым эталоном. Понимаешь? Ты только подумай, Антонин, только попытайся вникнуть в происходящее – и будешь смеяться, как я! Видел моих рабов? Этих ребят никто не хотел брать под патронаж! Их едва не изгнали за пределы обитаемого мира – как безнадежных, хотя, насколько мне известно, они даже насморком почти не болеют… И все из-за индекса! Они тощие! Брюхо отсутствует, показатели 36А и 36Б как ниточка…
– Какие показатели? – переспросил Антонин.
– Бицепсы! – Тэкла похлопала себя по руке повыше локтя.
– А ты? – осторожно спросил Альбин.
– Что? – осведомилась Тэкла и опустила подбородок на сжатые кулачки.
– Ну… мне не показалось, чтобы ты могла похвалиться большим брюхом… – проговорил Альбин Антонин немеющими от ужаса губами: благовоспитанный молодой патриций, он не мог даже поверить в то, что действительно произносит вслух все эти ужасные, почти непристойные вещи.
Однако Тэкла и глазом не моргнула.
– Брюхо! Насмешил! – ответила она невозмутимо. – Ну, во-первых, я не такая уж тощая. А во-вторых, у меня другие показатели отличные: руки и ноги, например, идеальные, кроме пальцев, спина прямая… А кроме того, я умею летать, а это говорит о тайном благоволении Ангелов. Конечно, Ангелы не станут проявлять доброе отношение к мутантке в открытую, но украдкой-то они уж точно меня поцеловали!
Возразить на это было нечего. Альбин Антонин так и сказал:
– Очень может быть.
– Ну вот, – продолжала Тэкла. – Жили мы согласно нашим индексам, а тут вдруг выясняется, что все это – ложь! И искони было ложью! Что талия идеально сложенного мужчины – не 2 и 2/3 локтя в диаметре, а менее двух локтей… и так далее. Знаешь, чем это закончится? Если, конечно, мы тут друг друга не перебьем до смерти… Нашим старейшинам придется идти в клиенты к прежним своим вассалам… А кого изберут вместо прежних капитанов? Моего Линкеста, бедняжку? Если введут новый эталон, ему, с его-то показателями, светит командорство! Я же тебе говорила, это все политика!
«…В глаз Эфиппу плюнул, да так ловко! – между тем увлеченно повествовал наблюдатель. – Ой, а у Эфиппа-то, оказывается, третье веко! Вот ведь шельма! Вишь, моргает!»
– Как же мне быть? – спросил Альбин. – Ищу твоего совета, доминилла, – ты, сдается мне, умна и добросердечна.
– Возможно, и так, – не стала отпираться Тэкла. – Мой совет: держись настороже, патриций. Пусть твои вооруженные козявки ни на миг не выпускают арбалеты из лап. И сам ни к кому спиной не поворачивайся. Особенно к здешним толстякам.
«Арридея его клиенты унесли, – рассказывал шестой братец. – Уложили на носилки и утащили. Он прямо с носилок зеленой желчью в них плевался… Неугомонный! Прибежали клиенты Эфиппа и капитан-командора. Знатное побоище! Урод урода чем ни попадя лупит! Я бы парочку пристрелил, а?»
«Не смей!» – разом мысленно закричали пять близнецов.
Телепатическая связь ненадолго прервалась, после чего до братьев донеслось меланхоличное: «Шутка».
Альбин Антонин протянул к Тэкле сложенные горстями ладони.
– Не сочти за дерзость и окажи мне честь – налей доброго пива, доминилла.
Улыбаясь, Тэкла угостила его. Служаночки к тому времени уже скрылись за листьями, и оттуда лишь изредка доносилсь их почти неслышное хихикание.
К ночи вся деревня кипела и бурлила. Мужья-подкаблучники, признанные вассалами собственных жен, коль скоро те обладали могучим торсом, кое-где начали поднимать голову. В доме капитан-командора рабы взбунтовались и высекли командорова зятя, мстя за притеснения и злобные выходки. Клиенты разных патронов сходились стенка на стенку и пару раз дело доходило до поножовщины.
