Октавия Батлер - Рассвет
Медуза.
Пряди волос шевелились и извивались независимо друг от друга, словно гнездилища змей, мечась то в одном, то в другом направлении.
Не в силах перебороть отвращение, она отвернулась к боковой стене.
— Мои волосы — часть меня, — объяснил он. — Наверно, ты приняла их за моих животных-симбиотов. Это не так. Это одни из моих органов чувств, только и всего. На самом деле они не более опасны, чем твой нос или глаза, например. У моего народа органы чувств движутся независимо от желания, в ответ на внешние раздражители. Те же самые органы есть у нас и на теле. Нам без них не обойтись, также как и вам, людям, не обойтись без ушей, глаз и носа.
— Но… — она замолчала, с сомнением глядя на него. Каким образом он может использовать эти щупальца вместо органов чувств? Как заместители органов чувств?
— Когда ты почувствуешь, что можешь сделать это, — продолжил он, — подойди ко мне и взгляни поближе. Я в курсе извечного стремления людей всегда искать органы чувств в первую очередь на голове — глядя на меня, они ничего привычного на моей голове не находят и мгновенно приходят в раздражение.
— Я в порядке, — прошептала она, хотя на самом деле далеко не была в порядке. Как она могла так сильно ошибиться, так довериться своим глазам?
— Ты привыкнешь, — уверенно сказал он. — Мои органы чувств не представляют для тебя никакой опасности. Со временем ты будешь относиться к ним как к вполне нормальному.
— Вряд ли!
Щупальца были поразительно подвижными. В ответ на ее крик, часть щупалец удлинилась и вытянулась в ее сторону. Она представила себе огромных, медленно извивающихся дождевых червей, выбравшихся из земли и умирающих в лужах воды на обочине дороги после дождя. Она представила себе морские цветы-нудибранчи, но необъяснимо выросшие внезапно до размеров человека и принявшие человеческую форму тела, при этом приобретя способность разговаривать на человеческом языке значительно лучше самих людей. Однако она по-прежнему хотела слышать его голос. Стоило ему только замолчать, как он начинал казаться ей порождением совершенно неведомого, чужеродного мира.
Она с трудом сглотнула.
— Послушай, ты только не молчи! Говори что-нибудь!
— Говорить? Что?
— Почему, например: ты так хорошо говоришь по-английски, где ты научился? Ты говоришь просто отлично, безо всякого акцента.
— Я научился твоему языку от таких же, как ты, людей. И умею говорить на нескольких человеческих языках. Я начал учиться очень давно, когда был еще совсем молод.
— Значит, у вас здесь есть еще люди? Сколько же их? Где они находятся?
— Там же, где находимся и мы сейчас — в моем доме. Ты могла бы назвать это «корабль» — огромный корабль, если сравнивать его с теми, что строили вы, люди. Хотя то, что окружает нас на самом деле, не поддается точному переводу на ваш язык. Но ты можешь называть это «корабль», так тебе будет понятней. Наш корабль обращается по широкой орбите вокруг Земли. Диаметр нашей орбиты настолько велик, что внутри нее находится и орбита вашего спутника, Луны. Что же касается того, сколько всего людей находится здесь, то я отвечу так — все, кто пережил войну. Мы собрали здесь всех, кого сумели отыскать. Те, кого мы не сумели вовремя заметить, умерли от ран, болезней, голода, радиации, холода… Их мы конечно тоже нашли, но уже слишком поздно.
Она поверила ему. Человечество, в своем акте саморазрушения, превратило весь мир в место совершенно непригодное для жизни. Она, пережившая бомбы без единой царапины, тем не менее тогда была совершенно уверена, что в любом случае очень скоро умрет. То, что ей удалось уцелеть, она расценивала как злую шутку судьбы — в легкой смерти ей было отказано. Теперь же…
— А на Земле… на Земле еще хоть что-нибудь осталось? — снова зашептала она. — Что-нибудь живое, я имею в виду?
— Да, конечно. С течением времени и благодаря нашим усилиям кое-что восстановилось.
Больше она не могла говорить — услышанное было последней каплей. Несколько секунд она смотрела на него, позабыв о медленно шевелящихся щупальцах.
— Восстановилось? В каком смысле?
— В том смысле, что там снова можно жить. Со временем вы снова туда вернетесь.
— И когда же наступит это время? Вы позволите вернуться туда и мне и другим людям?
— Да.
— Почему?
— Когда-нибудь вы постепенно это поймете.
Она нахмурилась.
— Отлично. Тогда давай начнем прямо сейчас. Расскажи мне.
Его щупальца исполнили волнообразный танец. Каждое само по себе, они были похожи на крупных земляных червей или на маленьких змей. Удлиненные и тонкие или короткие и толстые, словно… словно что? И почему? Потому что его настроение все время меняется? Из-за того, что центр его внимания все время смещается от одного предмета к другому? Она отвернулась в сторону.
— Нет! — резко выкрикнул он. — Я стану говорить с тобой, если только ты будешь смотреть прямо на меня.
Сжав одну руку в кулак, она стискивала пальцы до тех пор, пока ногти не впились в кожу. Когда боль постепенно начала отвлекать ее, она наконец сумела поднять на него глаза.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Каалтединьйядайя лел Кахгуяхт ай Динго.
Глядя на него, она вздохнула и покачала головой.
— Йядайя, — добавил он. — Эта часть имени полностью принадлежит мне. Остальное — это принадлежность моей семьи и кое-что другое.
Она повторила вслух сокращенное имя, стараясь произносить его в точности так, как услышала, так, чтобы незнакомый едва уловимый звук «й» прозвучал верно.
— Йядайя, — проговорила она. — Я хочу знать, что твой народ попросит у меня в обмен на свою помощь. Какова цена? Что вам нужно от нас людей?
— Не более того, что вы способны дать нам — но все же гораздо больше того, чем вы способны понять сию минуту. Для того чтобы ты в конце концов поняла, одних слов мало. Есть некоторые вещи, которые ты должна увидеть собственными глазами и пощупать, там, снаружи.
— Скажи мне сейчас хотя бы что-нибудь, а там посмотрим, пойму я это или нет.
По его щупальцам пробежала дрожь.
— Могу только сказать, что у твоего народа есть нечто весьма ценное для нас. Ты можешь попытаться понять, насколько это ценно, из того, например, что я скажу тебе, что в твоем масштабе измерения времени с последнего раза, как мы позволяли себе вмешаться в стремление другого народа к самоуничтожению, прошло несколько миллионов лет. Очень долго и много меж нами шли дискуссии по поводу того, в праве ли мы вмешиваться в подобное и разумно ли это. В течение некоторого периода среди нас бытовало мнение, что на вашей планете среди ее населения был заключен договор, что вы просто решили умереть все вместе. Одновременно все.
