Андрей Ливадный - Бремя воина
Насколько его противник хорош как следопыт? Какие органы сенсорного восприятия мира превалируют в его организме? Как он мыслит?
Неизвестно.
Оказывается, этот емкий на первый взгляд термин "враг" заключал в себе лишь неизбывную ненависть, и только.
Ну ладно... Ринуться в бой, опираясь лишь на ненависть, он не мог. Возможно, его боевые навыки окажутся выше, чем у противника, и он застрелит Ашанга или утопит в вонючем болоте, но что с того?
Омни был хитер и жесток. Он кинул разуму Германа ту приманку, которую рассудок молодого воина заглотал, как голодная рыба глотает насаженную на крючок наживку.
Герман хотел увидеть машину своих предков, хотел сесть в нее, поднять в небо, хотя бы на миг ощутив, что от понятия "человек" осталась не только послушная воле Омни горсть праха, а нечто большее...
Отыскав более или менее твердый участок почвы, образованный сплетением узловатых корней нескольких деревьев, Герман затаился, привычно и быстро оборудовав замаскированное убежище.
Он понимал, что Ашанг, которому Омни наверняка сообщил то же самое, что и ему, станет искать человека. "Пусть насекомое сделает первый ход..." решил про себя Герман, позволив осторожности и здравому смыслу возобладать над всеми остальными чувствами.
Ему пришлось ждать совсем недолго.
Минут через пять на противоположной стороне продолговатой заболоченной прогалины шевельнулись ветви кустарника, затем несколько раз судорожно дернулась и внезапно обвисла обрубленной плетью ядовитая лиана.
Ашанг явно не знал особенностей местной природы, и Герман получил преимущество, которым собирался воспользоваться в полной мере, но не совсем в тех целях, на которые уповал Омни.
Насекомообразное создание, порожденное чуждой эволюцией, появилось почти сразу вслед за дрожанием ветвей и судорожным рывком обрубленной лианы.
Противник был приблизительно одного роста с Германом, и строение его тела отдаленно напоминало гуманоида.
Ашанг остановился на границе кустарника.
Он был с ног до головы закован в природную броню из хитина. Ороговевшие покровы имели тускло-коричневый оттенок, руки и ноги производили такое впечатление, будто с них содрали плоть, оставив лишь кости, поверх которых вились связки не то мышц, не то сухожилий.
Голова Ашанга была вытянутой, похожей на сильно заостренное к затылочной части яйцо, глаза, разнесенные далеко в стороны, имели фасетчатую структуру: они казались выпуклыми и в них отсутствовали зрачки.
В первый момент, глядя на насекомоподобное существо, застывшее в напряженной позе на краю прогалины, Герман испытал двоякое чувство. С одной стороны, он ощутил любопытство, замешенное на брезгливости, с другой - в нем всколыхнулась острая, граничащая с безумным желанием ринуться вперед ненависть. И вдруг оба этих чувства истаяли, оставив после себя лишь напряженное ожидание дальнейших действий Ашанга.
По всем писаным и неписаным законам ему следовало броситься на врага, чтобы уничтожить эту ненавистную тварь, но Герман вдруг обнаружил в себе выдержку, о которой не подозревал не только Омни, но и он сам.
Некоторые понятия бывают значимы для человека лишь до тех пор, пока они не материализованы. Символ "Ашанг" был прост и понятен.
Стоящее метрах в пятидесяти от Германа существо - нет.
Ашанг оставался его врагом, но это скорее была дань традиции и правилам игры, которую навязал им обоим Омни.
Насекомоподобное существо внимательно осмотрелось и, очевидно, заметив следы недавно прошедшего тем же путем человека, осторожно двинулось вперед, постоянно озираясь.
Ашангу было намного легче передвигаться по болоту, чем Герману. Он весил раза в два меньше, чем человек, и зыбкий, колеблющийся ковер коварного мха, соответственно, держал его прочнее.
Но насекомое не подозревало, что Герман нарочно оставил небрежные следы на краю прогалины, в центре которой располагалась топь.
Все произошло именно так, как он и рассчитывал. Ашанг дошел до центра прогалины и внезапно оскользнулся, когда коварная почва, образованная сплетениями корней, вдруг выскользнула у него из-под ног, мгновенно превратившись из опоры в бездонную, липкую, жадно чавкнувшую и запузырившуюся трясину.
Ашанг издал невольный шипяще-щебечущий звук, вероятно, адекватный возгласу удивления, попытался было совершить отчаянный рывок в сторону, но жадная трясина уже схватила его, обняв по самую грудь.
Зловонные пузыри вскипели, выплевывая дурно пахнущие флюиды болотного газа.
Несколько секунд насекомообразное существо отчаянно и мужественно боролось, выпростав руки и пытаясь ухватиться трехпалыми кистями хоть за что-нибудь, но его окружала топь, и рывки лишь затягивали вглубь барахтающееся тело.
Герман, прищурясь, смотрел из своего убежища на эти конвульсии, а когда липкая жижа коснулась плеч Ашанга, спокойно вышел из своего укрытия.
Насекомое перестало барахтаться.
Оно смотрело на него, а Герман, в руках которого оказался тускло отблескивающий сталью нож, подошел к ближайшему молодому деревцу и одним ударом подрубил его у самого корня.
Двигаясь с максимальной осторожностью, он подошел к явно обозначившемуся по разрывам мшистого ковра краю топи.
Ашанг продолжал смотреть на него. Он погрузился в зловонную жижу по самые плечи, и теперь над пузырящейся поверхностью торчала лишь его отчаянно запрокинутая назад голова да руки, раскинутые в стороны. Трехпалые кисти сжимали клочья вырванного мха.
Вблизи Ашанг выглядел еще более отталкивающе, чем издалека. Его дыхательные отверстия больше походили на жабры и судорожно пульсировали, резко и явно обозначая расположенные на "лице" прочерченные наискось прорези. Рот насекомого был похож на короткий, раздвоенный клюв. Ороговевшие жвала беззвучно шевелились. Из-за отсутствия зрачков было непонятно, куда направлен взгляд Ашанга, но Герман не сомневался, что погибающий уставился на него.
Они молчали, хотя Герман не сомневался в том, что разум Ашанга снабжен насильственно загруженным в него знанием универсального галактического языка.
Не отводя взгляда от противника, молодой воин сделал шаг вперед, и вдруг рука форкарсианина метнулась к нему, располосовав воздух острыми, как бритва, хитиновыми гранями растопыренных пальцев.
Он лишь отклонил лицо, которое было уязвимо из-за открытого забрала гермошлема. Бросив подрубленное дерево, Герман одной рукой перехватил запястье Ашанга, а другой, в которой сжимал нож, сделал недвусмысленный жест, предупреждая, - еще движение, и ты будешь мертв.
Ашанг, казалось, окаменел.
Жадное болото уже полностью владело его телом. На поверхности его удерживал человек, сжимавший мертвой хваткой запястье трехпалой руки. Вторая, свободная до этого момента конечность насекомого продолжала тонуть в зыбкой грязи.
