Дмитрий Янковский - Правила подводной охоты
— Не только. Оно вообще другое. У нас оно суровое, а здесь доброе. Правда?
— Наверное, — я не очень понял, о чем она ведет речь. — Расскажи, как там дома?
— Только месяц назад снег сошел.
Трудно было представить, что где-то может быть снег.
— А моя мама?
— За два года я говорила с ней всего раза два. Да и то не лично, а по вифону. Если в общих чертах, то она очень недовольна твоим поступлением в учебку охотников. Она думает, что я в этом виновата.
— Узнаю свою маму, — вздохнул я.
— Она отговаривала меня ехать сюда, не хотела, чтобы я тебя поддержала.
— Хорошо, что ты решила по-своему, — я действительно был рад ее приезду.
— Мы ведь друзья. — Леська открыла глаза и тут же сощурилась от яркого солнца. — Хотя я тоже не в восторге от твоего решения.
— Почему? — от удивления я слегка приподнялся на локте.
— Я не буду поступать в учебку охотников, — ответила Леся. — Никогда.
— Ну и дела. — Я сел на камень и отряхнул со спины приставшие песчинки. — Что случилось?
— Ничего. Просто я поняла, что в романтике подводной охоты меня манило прежде всего море, а не опасность. Я подала заявление в океанический институт.
— Рыбок изучать? — насупился я. — Не ожидал от тебя такого.
И вдруг на меня накатила волна не обиды, а совершенно другого чувства — я осознал, что решение Леси может навсегда нас разлучить. Навсегда. Это слово больно толкнуло в сердце, и у меня нос зачесался от неожиданно подступивших слез. Кажется, она не поняла, отчего я умолк.
— Обиделся? — Леся подняла на меня взгляд.
— Нет, — вздохнул я. — Но как-то грустно все.
— Может, и не грустно, — она отвела взгляд и устремила его в сверкающую морскую даль. — Все зависит от одного очень важного обстоятельства. Я приехала, чтобы выяснить это.
От странного предчувствия у меня захватило дух. И следующая фраза Леси прозвучала как во сне, как в самой смелой из юношеских фантазий.
— Скажи честно, я тебе нравлюсь? — шевельнулись Леськины губы. — Как девушка.
У меня ком застрял в горле, и мне пришлось с усилием его протолкнуть, чтобы ответить.
— Да. — Собственный голос мне показался чужим. — Очень.
— Тогда обними меня.
Я и думать не мог, что мою мечту мне поднесут вот так, на блюдечке с голубой каемочкой. Бери — не хочу. Но я хотел. Я просто сгорал от желания.
Когда моя ладонь коснулась ее плеча, по жилам пробежала волна пламени — ни в одной из моих фантазий не было ничего подобного. Я обнял подругу и ощутил дрожь в ее теле, обнял крепче, и она прижалась ко мне в ответ.
— Поцелуй меня, — горячо шепнула она мне в ухо.
Я прижал Лесю к себе и принялся целовать, сначала робко, но понемногу все больше входил во вкус, так что скоро мы слились в бесконечном головокружительном поцелуе. Это было похоже на вознесение в небеса и на падение в бездну одновременно — я перестал ощущать пространство вокруг, перестал слышать звуки, кроме биения двух разгоряченных сердец. Я пил этот поток ощущений, я захлебывался в нем, он тянул меня дальше, но я не знал, можно ли сделать следующий шаг. За меня его сделала Леся — она не столько отдалась мне, сколько сама овладела мной, будто я принадлежал ей по древнему матриархальному праву.
Когда все кончилось, я еще долго не мог вернуться в привычный мир ощущений — у меня свистело в ушах, глаза ничего не видели, но в то же время вся Вселенная легко умещалась у меня внутри, и я мог с легкостью разглядеть, что творится в любом из ее уголков. Я видел, как мы с Лесей лежим на камне в объятиях друг у друга, а вокруг ни души на десятки километров вокруг. Вне пространства время скользило наискось, и я понял, что в первую минуту после близости человек становится богом. Только первую минуту, потом все проходит. Я распахнул глаза.
— Я и не думал, что может быть так хорошо, — вырвалось у меня.
— Ты можешь отказаться от распределения, — негромко ответила Леся. — После учебки охотников тебя без конкурса возьмут в океанический. Нам всегда может быть так хорошо.
Если честно, то я ожидал чего-то подобного и все равно не сразу нашелся с ответом.
— Это будет предательством, — буркнул я.
— В отношении кого? — Леся села передо мной так, что на фоне солнца был виден только ее силуэт.
— В отношении мечты. Нашей мечты.
— Ты дурак, — фыркнула она и соскользнула с камня на песчаную полосу пляжа. — Упертый дурак.
Я не стал смотреть, как она надевает купальник. Мне стало стыдно, но я уже точно знал, что не отступлю.
— Никогда не видела такого упрямца. Ты сам себе придумал мечту и уперся в нее, как баран! Не видишь, что все изменилось, не чувствуешь… — Она хотела что-то добавить, но махнула рукой и пошла туда, где мы оставили вещи. — Отвези меня на вокзал! — зло крикнула Леська, натягивая майку.
Я влез в шорты и поплелся к ней.
— Мы ведь хотели подикарствовать тут дня два, — попробовал воспротивиться я.
— Ты думаешь, я смогу пробыть рядом с тобой еще хоть час? Предательство, говоришь? Вот по отношению ко мне ты действительно предатель. Отвези меня на вокзал! Можешь ты сделать хоть эту малость?
Это меня окончательно добило. Я подхватил рюкзак, сунул ноги в узкие туфли и, прихрамывая, направился к тропке, ведущей наверх.
Недоброе утро
На плацу у наших ног трепетали пятнышки теплого света. В тридцати километрах на юге можно было различить ажурные громады севастопольских небоскребов, так прозрачен был утренний воздух. Небо расчерчивали стрижи, хватая витающий тополиный пух.
— Вольно! — скомандовал командир отделения.
Его зычный голос вырвал меня из мира воспоминаний, сразу приблизив к реальности. Я закинул руки за спину и отставил левую ногу. Остальные девять человек в шеренге тоже расслабились. В тени деревьев еще витали остатки прохлады, воздух был легким и влажным, но на солнце уже начинало приятно припекать.
Командира мы звали Ушан. Не за уши, а за фамилию.
— Ремни к осмотру! — коротко рявкнул он, спугнув с ветвей отдыхающих воробьев и окончательно вытолкнув меня из полудремы.
Эта команда была для нас новой, поскольку сегодня после подъема нам впервые выдали настоящие кожаные ремни с бляхами. Форму тоже сменили с кремовой курсантской на темно-синюю, положенную охотникам по уставу. Не знаю, как других, а меня распирало от гордости, хотя брюки не были подогнаны по фигуре и висели мешком.
Я снял ремень, обмотав им ладонь, чтобы командир мог беспрепятственно осмотреть сверкающую бляху с чеканной Розой Ветров. Я натирал ее до блеска минут пятнадцать, прежде чем бронза пришла в надлежащий, зеркальный вид. Другие старались не меньше, но, несмотря на это, Витяй получил замечание за недостаточное усердие. Меня и Паса Ушан отчитал за неопрятность прически.
