Рэй Бредбери - 451 градус по Фаренгейту
Утром в девять часов постель Милдред была уже пуста. Монтэг торопливо встал, с бьющимся сердцем побежал по коридору. В дверях кухни он остановился.
Ломтики поджаренного хлеба выскакивали из серебряного тостера. Тонкая металлическая рука тут же подхватывала их и окунала в растопленное масло.
Милдред смотрела, как подрумяненные ломтики ложатся на тарелку. Уши ее были плотно заткнуты гудящими электронными пчелами. Подняв голову и увидев Монтэга, она кивнула ему.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. За десять лет знакомства с радиовтулками «Ракушка» Милдред научилась читать по губам. Она снова кивнула головой и вложила в тостер свежий ломтик хлеба.
Монтэг сел.
– Не понимаю, почему мне так хочется есть, – сказала его жена.
– Ты… – начал он.
– Ужас, как проголодалась!
– Вчера вечером…
– Я плохо спала. Отвратительно себя чувствую, – продолжала она. – Господи, до чего хочется есть! Не могу понять почему…
– Вчера вечером… – опять начал он. Она рассеянно следила за его губами.
– Что было вчера вечером?
– Ты разве ничего не помнишь?
– А что такое? У нас были гости? Мы кутили? Я сегодня словно с похмелья. Боже, до чего хочется есть! А кто у нас был?
– Несколько человек.
– Я так и думала. – Она откусила кусочек поджаренного хлеба. – Боли в желудке, но голодна ужасно. Надеюсь, я не натворила вчера каких-нибудь глупостей?
– Нет, – сказал он тихо.
Тостер выбросил ему ломтик пропитанного маслом хлеба. Он взял его со странным смущением, как будто ему оказали любезность.
– Ты тоже неважно выглядишь, – заметила его жена.
Во второй половине дня шел дождь, все кругом потемнело, мир словно затянуло серой пеленой. Он стоял в передней своего дома и прикреплял к куртке значок, на котором пылала оранжевая саламандра. Задумавшись, он долго глядел на вентиляционную решетку. Его жена, читавшая сценарий в телевизорной комнате, подняла голову и посмотрела на него.
– Смотрите-ка! Он думает!
– Да, – ответил он. – Мне надо поговорить с тобой. – Он помедлил. – Вчера ты проглотила все таблетки снотворного, все, сколько их было в флаконе.
– Ну да? – удивленно воскликнула она. – Не может быть!
– Флакон лежал на полу пустой.
– Да не могла я этого сделать. Зачем бы мне? – ответила она.
– Может быть, ты приняла две таблетки, а потом забыла и приняла еще две, и опять забыла и приняла еще, а после, уже одурманенная, стала глотать одну за другой, пока не проглотила все тридцать или сорок – все, что было в флаконе.
– Чепуха! Зачем бы я стала делать такие глупости?
– Не знаю, – ответил он.
Ей, видимо, хотелось, чтобы он скорее ушел, – она этого даже не скрывала.
– Не стала бы я это делать, – повторила она. – Ни за что на свете.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – ответил он.
– Как сказала леди, – добавила она и снова углубилась в чтение сценария.
– Что сегодня в дневной программе? – спросил он устало.
Она ответила, не поднимая головы:
– Пьеса. Начинается через десять минут с переходом на все четыре стены. Мне прислали роль сегодня утром. Я им предложила кое-что, это должно иметь успех у зрителя. Пьесу пишут, опуская одну роль. Совершенно новая идея! Эту недостающую роль хозяйки дома исполняю я. Когда наступает момент произнести недостающую реплику, все смотрят на меня. И я произношу эту реплику. Например, мужчина говорит: «Что ты скажешь на это, Элен?» – и смотрит на меня. А я сижу вот здесь, как бы в центре сцены, видишь? Я отвечаю… я отвечаю… – она стала водить пальцем по строчкам рукописи. – Ага, вот: «По-моему, это просто великолепно!» Затем они продолжают без меня, пока мужчина не скажет: «Ты согласна с этим, Элен?» Тогда я отвечаю: «Ну, конечно, согласна». Правда, как интересно, Гай?
Он стоял в передней и молча смотрел на нее.
– Право же, очень интересно, – снова сказала она.
– А о чем говорится в пьесе?
– Я же тебе сказала. Там три действующих лица – Боб, Рут и Элен.
– А!
– Это очень интересно. И будет еще интереснее, когда у нас будет четвертая телевизорная стена. Как ты думаешь, долго нам еще надо копить, чтобы вместо простой стены сделать телевизорную? Это стоит всего две тысячи долларов.
– Треть моего годового заработка.
– Всего две тысячи долларов, – упрямо повторила она. – Не мешало бы хоть изредка и обо мне подумать. Если бы мы поставили четвертую стену, эта комната была уже не только наша. В ней жили бы разные необыкновенные, занятые люди. Можно на чем-нибудь другом сэкономить.
– Мы и так уж на многом экономим, с тех пор как уплатили за третью стену. Если помнишь, ее поставили всего два месяца назад.
– Только два месяца? – Она остановила на нем задумчивый взгляд.
– Ну, до свидания, милый.
– До свидания, – ответил он, направляясь к выходу, но вдруг остановился и обернулся. – А какой конец в этой пьесе? Счастливый?
– Я еще не дочитала до конца.
Он подошел, взглянул на последнюю страницу, кивнул головой, сложил сценарий, вернул его жене и вышел на мокрую от дождя улицу.
Дождь уже почти перестал. Девушка шла посередине тротуара, подняв голову, и редкие капли дождя падали на ее лицо. Увидев Монтэга, она улыбнулась.
– Здравствуйте.
Монтэг ответил на приветствие, затем спросил:
– Что это вы делаете? Еще что-то придумали?
– Ну да, я же сумасшедшая. Как приятно, когда дождь падает тебе на лицо! Я люблю гулять под дождем.
– Мне бы не понравилось – ответил он.
– А может, и понравилось бы, если бы попробовали.
– Я никогда не пробовал.
Она облизнула губы.
– Дождик даже на вкус приятен.
– Всегда вам хочется что-то пробовать. – сказал он. – Хоть раз, да попробовать.
– А бывает, что и не раз, – ответила она и взглянула на то, что прятала в руке.
– Что там у вас? – спросил он.
– Одуванчик. Последний, наверно. Вот уж не думала, что найду одуванчик так поздно осенью. Теперь нужно его взять и потереть под подбородком. Слышали когда-нибудь об этом? Смотрите! – Смеясь, она провела цветком у себя под подбородком.
– Зачем?
– Если останется след – значит, я влюблена. Ну как?
Что было делать? Он взглянул на ее подбородок.
– Ну? – спросила она.
– Желтый стал.
– Чудесно! А теперь проверим на вас.
– У меня ничего не выйдет.
– Посмотрим. – И, не дав ему опомниться, она сунула одуванчик ему под подбородок. Он невольно отшатнулся, а она рассмеялась. – Стойте смирно!
Оглядев его подбородок, она нахмурилась.
– Ну как? – спросил он.
– Какая жалость! – воскликнула она. – Вы ни в кого не влюблены!
