Александр Колпаков - Голубая Цефеида
— Ради спутников Сатурна, успокойся! — захохотал Янек. — Ты в скафандре! Я сейчас помогу тебе, включай же систему отдува!
Кирс повиновался.
Янек спокойно принялся отдирать гостя Оранжевой Планеты от ноги механика. Наконец он с трудом справился с «букетом» и выбросил его в люк, который тотчас захлопнулся..
Бледный Кирс направил на товарищей биоизлучатели и пульверизаторы обеззараживающей жидкости и сам стал рядом с Янеком.
На экране внутренней связи показалось озабоченное лицо Андрея.
— Как дела? — спросил он, с недоумением осматривая бледного Кирса. — Вы что-то долго мешкали у люка после расправы с многометровым питоном.
— Все в порядке! — весело ответил Янек, лукаво поглядывая на главного механика. — Тут один «ужонок» хотел пробраться в тамбур. Но мы его выбросили…
— Тщательней обрабатывайтесь! — напомнил успокоенный Андрей. — Скоро стартуем.
… Звездолет круто вонзался в небо Оранжевой. Вследствие трения о ее слишком плотную атмосферу корабль сильно раскалился. Он сиял белым светом, отбрасывая ослепительные лучи.
* * *
Прошло всего несколько суток с тех пор, как «Россия» покинула Оранжевую. Подобно лучу света, она неслась к родной Земле, к друзьям и братьям. Все были удовлетворены результатами экспедиции, и больше всех Андрей. Когда все погрузились в анабиоз, к нему подошел бледный Янек и тихим голосом пригласил зайти в биологический отсек салона-лаборатории. Несколько удивленный Андрей молча последовал за ним. Биолог подвел его к грушевидному хрустальному баллону, задняя стенка которого представляла собой абсолютно черный фон. Этот баллон был индикаторным устройством биоробота — сложного электронно-кибернетического автомата, который следил за чистотой атмосферы в корабле.
— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно осведомился Янек.
— Превосходно… — Удивленный Андрей пристально посмотрел на биолога.
Тогда Янек молча указал на «грушу».
Андрей приблизился к прибору, взглянул и неуверенно проговорил:
— Там… мелькают какие-то точки на черном фоне.
Он с беспокойством оглянулся на Янека, начиная подозревать что-то неладное.
— Это вирус с Оранжевой, увеличенный в десять миллионов раз, — глухо пояснил Янек. На его яйце выступили необычные белые пятнышки. — Мы… занесли в корабль… страшных посланцев чужой жизни.
Наступило долгое молчание.
— Чем это нам… грозит? — Андрей был внешне спокоен, но голос его на миг прервался.
— Я не хотел говорить, пока не закончил исследований. Теперь я знаю… Вирус поглощает ферменты наших клеток. Он уже начал свою работу. От него нет никакой защиты… Медленное умирание в течение нескольких недель или дней…
— Как это могло случиться?! — гневно воскликнул Андрей. Его лицо выражало — мрачное отчаяние. Он большими шагами ходил по салону и ударял кулаком правой руки по ладони левой.
Янек низко опустил голову.
— Впервые следы вируса я обнаружил позавчера… Биоробот указал мне главный очаг заразы — внутренний угол седьмого тамбура. Тогда я сразу вспомнил… на Кирса бросилось растение-животное, он нечаянно выключил «Тайфун»… только на минуту! Этого оказалось достаточно, чтобы проник вирус. Когда мы снова включили «Тайфун», микроорганизмы уже цепко сидели в самых отдаленных от входа закоулках тамбура… и поток воздуха не мог достать их оттуда…
Янек обхватил руками свою голову:
— Не надо мне было выходить на эту планету! Убей меня! — Он опустился на пол.
— Снявши голову, по волосам не плачут… — махнул рукой Андрей. Он все еще ходил большими шагами по салону. Потом остановился, широко раскрыв глаза. Его потрясла мысль о Татьяне, «спящей» в Мавзолее Ожидания.
— Сколько… нам осталось жить?
— Несколько недель, — прошептал Янек.
— Точнее! — потребовал Андрей.
— Не знаю… Надо закончить обработку показаний робота-диагноста, он настроен на мой организм.
… Спустя шесть часов Янек снова подошел к Андрею, который все еще неподвижно стоял у пульта с застывшим лицом.
— Мы проживем… от четырех до шести недель… в зависимости от индивидуальных особенностей каждого из нас.
— Что это? — спросил Андрей, дотронувшись пальцами до белых пятен на лице Янека.
— Это работа вируса с Оранжевой, — с трудом ворочая языком, произнес Янек. Его глаза лихорадочно блестели, нездоровый румянец покрывал щеки в местах, свободных от пятен. Биолог едва держался на ногах.
— Ложись в анабиоз, — ласково сказал Андрей и обнял его за плечи.
Янек слабо сопротивлялся, но Андрей почти силой увел его в анабиозный салон, где в два ряда стояли прозрачные грушевидные резервуары, внутри которых опалесцировала тяжелая жидкость. Это были анабиозные ванны — обязательная принадлежность всех дальних звездолетов; несмотря на то, что астронавты, совершая полеты в сотни парсеков за считанные дни и недели «собственного времени», обычно не нуждались в анабиозном замедлении процесса старения организма, ванны всегда могли пригодиться. Ведь достаточно было поломки одного из двигателей или непредвиденного расхода топлива, как звездолет терял способность развивать скорость, обеспечивавшую замедление времени. Тогда между Землей и звездолетом сразу вырастали сотни и сотни лет полета со скоростью в какие-нибудь «одну-две девятки после нуля». Тогда анабиоз спасал астронавтов от старения и смерти в пути…
… Андрей «разбудил» Варена и рассказал ему о несчастье, обрушившемся на экипаж звездолета,
— Это ужасно! — прошептал Варен. Он отвернулся к пульту и долго молчал, машинально проверяя показания приборов. Впервые он не мог мурлыкать свои любимые песенки. — Неужели нет никакой надежды?
— Никакой! — отрывисто бросил Андрей.
Снова наступило долгое молчание. Каждую минуту мерно отзванивал Счетчик относительного времени. И с каждой минутой им все меньше оставалось жить…
— Пусть наши братья остаются в анабиозе до самой Земли… — как бы взвешивая свои слова, медленно заговорил Андрей. — Так будет лучше. Зачем им знать о страшном госте… Янек сказал, что анабиозная среда замедляет действие вируса в такой же степени, в какой замедляются и жизненные процессы в организмах «спящих». Мы тоже могли бы погрузиться в летаргию… Тысячи лет носился бы в пространстве мертвый звездолет с космонавтами, в телах которых притаился вирус… Но какой был бы в этом смысл?
— Но что же делать?! — в отчаянии воскликнул Варен.
— Донести на Землю весть о необыкновенной фабрике праматерии у Голубой Цефеиды! — решительно. ответил Андрей. Варен обратил внимание на его блестящие глаза и нездоровый румянец. — О собратьях по разуму из системы Денеба! Человечество должно установить с ними связь и обменяться знаниями! — Потом он продолжал спокойнее — В нашем распоряжении мало времени, и мы должны на предельной скорости довести «Россию» до Земли. Включай генераторы микроэнергии на полную мощность.
Варен остался у пульта, с трудом упросив Андрея заснуть хотя бы на несколько часов.
Войдя в свою каюту, Андрей упал в кресло. Невыносимо болела голова. В мозгу точно плавили свинец. Он чувствовал, как в клетках его тела шла невидимая борьба. Организм отчаянно сопротивлялся, шаг за шагом сдавая позиции под натиском вируса-убийцы. Андрей положил голову на стол и закрыл глаза. Его мозг не хотел примириться с мыслью, что все кончено. Неужели он никогда больше не пройдет по улицам Космоцентра, не поднимется на Зеленую Вершину, где они стояли с Татьяной в день отлета? Никогда больше не испытает высокого наслаждения слияния с вечной природой? Не ощутит могучего зова Вселенной, того неповторимого чувства, которое древний мыслитель называл «ощущением присутствия»?
Его мысли унеслись в прошлое…
Андрей снова увидел себя на Плоскогорье Мезолета, созерцающим неповторимый закат чужого солнца — Шестьдесят Первой звезды Лебедя. Этот закат был необыкновенно хорош. Медленно звезда прожигала себе путь сквозь гряду облаков, разрывала ее, превращала ее в кровь и пурпур, заливала разорванные края гряды слепящим золотом и пронизывала синеву веером расходящихся полос света и тени. Внезапно закат преобразился. Оранжевые скалы внизу, поросшие желтой редкой травой, пылающие лужицы и ручейки, широкий сверкающий морской залив, в котором отражалось небо, — все преобразилось. Казалось, Вселенная проснулась: она улыбалась, раскрываясь, навстречу ему, словно она допускала его к полному общению с собой. Ландшафт потерял свои конкретные черты. Он словно ожил: оставаясь недвижим, он наполнился жизнью, стал громадным живым существом, принявшим Андрея в свое лоно. Исчезли время и пространство, он ощутил тишину, в которой исчезают все звуки. Космос вдруг открылся ему ясно, как кристалл, преисполненный глубокого смысла и великолепия. Все было до нереальности прозрачно, и все было чудом. Чудо было в самой сокровенной глубине его существа и всюду вокруг него. Закат звезды, и чужое темно-сапфировое небо, и весь видимый мир, и далекие светила, и сознание — все слилось воедино. С изумительной отчетливостью он услышал подобный далекому эху зов Вселенной: она звала его на холодные сияющие вершины бесконечного Познания…
