Александр Колпаков - Голубая Цефеида
Обзор книги Александр Колпаков - Голубая Цефеида
А. Колпаков. Голубая Цефеида
Научно-фантастический рассказ
Рисунки В. Грибко.
Андрей Чешенко упорно смотрел на снеговые вершины хребта Черского, облитые розовым светом заходящего солнца. Таня тихо подошла к нему и беспокойно заглянула в глаза:
— Ты чем-то озабочен?
Андрей хмуро и как-то виновато улыбнулся.
— Сегодня я был в Секторе Межзвездных Проблем. Астронавты Южноамериканского Космоцентра рассказывали поразительные вещи… Они только что вернулись из путешествия к планетам Голубой Цефеиды. Туда снаряжается новая экспедиция!..
Он внезапно умолк и быстро отошел к окну. Перед ним расстилался Северо-Восточный Космоцентр. С наступлением ночи город утонул в сиянии огней; разноцветный свет дрожащими волнами стекал с колоссальных конструкций эстакады.
— Когда… состоится вылет?..
От волнения и нахлынувшего предчувствия у Татьяны стеснило дыхание.
— Через три месяца, — глухо ответил Андрей и опустил голову. Потом добавил — Мне поручено возглавить экспедицию…
Таня порывисто отвернулась к окну, до боли закусила губы. Не потому, что предстоящая разлука обрекала ее на одиночество, нет! Ведь за стенами Дворца Семьи, где они жили, раскинулась великая родина человечества, Земля-сад, Всемирное Братство Свободных Тружеников, где каждый ищущий обретал радость, дружбу, утешение, понимание. Люди пятого тысячелетия Эры Октября неизмеримо высоко поднялись по лестнице бесконечного совершенствования, научились понимать сердце человека, друга и товарища по труду; они крепко держали в руках знамя всеобщего счастья и дружбы. Нет, она не чувствовала бы себя одинокой в Новом Светлом Мире.
И все же… ее пугал космос со своим беспредельным коварством. Кроме того, ей хотелось. немного простого земного счастья. Всего два года прошло с тех пор, как Андрей вернулся из последней экспедиции. И вот опять его неугомонная душа стремится в космос. Она искоса взглянула на задумавшегося Андрея.
«Останься! Не уходи!..» Эти слова рвались из сердца Татьяны, но она молчала. Гордый разум женщины нового мира напоминал ей о долге подруги астронавта перед человечеством, о том, что нельзя расслаблять волю друга, которая должна быть так же несгибаема в борьбе с грозными силами космоса, как был несгибаем дух великих борцов за Светлый Мир в прошлой истории людей.
И, пересилив себя, с ласковой улыбкой, открытым взглядом и глухой болью в сердце она промолвила:
— Я понимаю… и горжусь тобой, Андрей. Знаю, что это важно и необходимо… буду ждать тебя…
Андрей долго смотрел ей в глаза, но Татьяна громадным усилием воли выдержала и это испытание.
* * *
Накануне отлета они провели несколько утренних часов в Парке Астронавтов. Обнявшись, они стояли на той самой площадке у вершины горы, на которой стоял Андрей двести лет тому назад, незадолго до путешествия к звезде Гамма Кассиопеи… Как и тогда, величественно молчали горы: для них эти два века, уложившиеся для Андрея и его друзей в три года «собственного времени» звездолета, были подобны легкому дуновению ветерка с просторов Океана Времени. И Космоцентр все так же лежал внизу, в долине, знакомый и незнакомый, более прекрасный, но все такой же родной. Он еще выше поднялся по склонам гор, дальше шагнул вниз по долине. Колоссальная эстакада по-прежнему стремилась к вершине ближайшего пика. Но эстакада изменила свой облик: тяжелые километровые опоры исчезли, уступив место тончайшим колоннам из мезовещества[1]; они были незаметны на расстоянии, и Андрею казалось, что эстакада, с которой через несколько часов взлетит «Россия», реет в воздухе, точно птица. На миг в его сердце шевельнулась смутная. тревога. Ему захотелось спуститься вниз, где приветливо шелестели сады, кольцом обступившие Дворец Семьи. Мир Земли был так прекрасен!..
Внезапно у него возникло беспричинное чувство утраты: сердце стукнуло, прошептало: «Останься… На этот раз ты не вернешься на Землю». Но разум успокоил его: «Не верь!» Андрей крепче обнял Татьяну. В его голосе звучала скрытая грусть, когда он выразил сожаление, что у них нет детей.
Татьяна приоткрыла рот, но вовремя сдержалась: она чуть не призналась, что его желание осуществится: у них будет сын (так сказал ей контрольный биоробот во Дворце Молодых Матерей)…
Их фигуры резко выделялись на фоне сверкающего в лучах утреннего солнца неба. Казалось, это была живая скульптурная группа, олицетворяющая жизнь, дружбу, любовь…
Наступила минута расставания. Родные и близкие членов экипажа «России» стали покидать овальную «летающую платформу», которая должна была вознести астронавтов на полотно эстакады, к люку корабля.
Не раздалось ни одного стона, никто из отлетающих не проронил слезы. Жены, матери, отцы, братья и сестры космонавтов медленно отступали за барьер; взмахи разноцветных платков, улыбки или гордое спокойствие на лицах, пальцы, сжатые над головой в дружеском рукопожатии… Оркестры приглушенно играли симфонию «Радость Познания» — гимн Покорителей космоса. Величайшей бестактностью людей Нового Мира было бы нарушить душевное спокойствие уходящих в космос жестами горестного прощания, гримасой плача, звуками рыданий. Кроме того, наиболее близкие астронавтам люди — жены, матери, отцы — могли, по недавно введенному в действие закону Тружеников Земли, погрузиться в чудесное анабиозное небытие, чтобы встретить своих сынов и братьев в далеком будущем. Взоры провожающих время от времени останавливались на сфероиде Мавзолея Ожидания, как называли в Космоцентре анабиозную усыпальницу, выстроенную в центре города. Жены астронавтов, если они еще не имели детей, «усыплялись» в Мавзолее Ожидания, где сотни лет пролетали для них, как мгновение, пока мужья не возвращались и не «пробуждали» их.
Татьяна наконец высвободила свои пальцы из рук Андрея. Она была бледна, но улыбалась.
— … Я буду ждать твоего возвращения в Мавзолее. И первым, что я хочу увидеть через несколько веков, будет твое лицо… Ведь иначе не может быть? Ведь так? Неужели возможно иное?
— Все может быть… Но об этом не думай…
Они молча, с немым вопросом в глазах смотрели друг на друга.
— Ты прав, — чуть слышно сказала Татьяна, — ты прав… Иди!
Андрей сделал шаг к ней, протянул руки. Татьяна отступила, на ее бледном улыбающемся лице отразилась внутренняя борьба.
— Иди… — прошептала она, задыхаясь. — До свидания в грядущих веках!
Она еще раз судорожно сжала его руки.
Андрей хотел что-то сказать, но лишь решительно взмахнул рукой. У него не хватало слов.
Председатель Высшего Совета по освоению космоса — молодой человек с сократовским лбом — обнял и трижды поцеловал Андрея. Он не пошевельнулся, не проронил ни слова, пока «летающая платформа» плавно и очень медленно поднимала их на двухсотметровую высоту. Внизу плескался океан восторженных криков и приветствий. Неистовствовали оркестры. На вершинах окрестных гор громоподобно ухнули звуковые «пушки». Тридцать восемь раз — по числу отлетающих космонавтов! Это был традиционный салют в честь уходящих к звездам.
Андрей неотступно смотрел на Татьяну, оставшуюся внизу. Ее фигура а голубом платье уменьшалась с каждой секундой.
Татьяна теперь уже не сдерживалась. Крупные слезы текли по ее лицу, в то время как глаза жадно следили за фигурами космонавтов, исчезающих в черном зеве люка корабля. Прежде чем войти в звездолет, Андрей помахал ей рукой. Возможно, это был и не он: Татьяна не могла рассмотреть лица космонавтов, а костюмы на всех были одинаковые. Приглушенный звон закрывшегося люка больно отозвался в ее сердце.
Трижды прогудел сигнальный робот, установленный на шпиле Стартовой Башни. Без единого звука, даже без шороха огромный, длиной около двух километров, звездолет медленно заскользил по эстакаде. Ни один квант света не оторвался от параблоидного зеркала «России». Таня не удивилась этому: она знала о великом достижении техники пятого тысячелетия — умении «высверливать» в гравитационном поле Земли туннели свободного пространства; по такому туннелю, на создание которого расходовались биллионы киловатт энергии, вырабатываемой северо-восточной группой термоядерных электростанций, «Россия», словно шар с водородом поднимется на высоту десяти земных радиусов, потом на ионных двигателях за шесть суток дойдет до орбиты Плутона и, наконец, уж там включит генераторы микроэнергии, реактивная тяга которых в несколько недель разгонит звездолет до скорости двенадцать девяток после нуля, то есть до чудовищной скорости, всего лишь на три миллиметра в секунду меньше скорости света[2].
