Raptor - Хо
Хо не знало, что с ним происходит, и от этого ему становилось ещё больнее. Боль порождала ярость, которая синтезировалась в новую боль, и так бесконечно, по закольцованной схеме.
— Как?!!! — ревело воплощение сумерек. — Как она посмела?!!! Что ею движет?!!! Я не понимаю. Это за пределами здравого смысла. Это нетипично. Не приемлемо. Это выше моего понимания.
— Добро пожаловать в мой мир, — ответил ему голос из темноты.
Повернув лицо с затуманенными кровавой слизью глазами, сумеречник, не скрывая удивления, посмотрел на фиолетовое колеблющееся свечение, зависшее под потолком, и тускло брезжащее на фоне темноты.
— Ев-гений?
— Удивлено?
— Ты же умер. Тебя нет. Тебя не должно быть!
— Умерло моё тело. Но не душа.
— Я же убило твою душу!
— Душу нельзя убить. Её можно заставить умереть. Но убить её нельзя.
— Душа не может жить здесь без тела! Это нонсенс!
— Всё правильно. Не может. Успокойся. Законы, на которые ты полагаешься, не нарушены. Моя душа умирает. Сама. Я чувствую, как сливаюсь с пустотой. С бесконечностью. И это… Это прекрасно. Словно короста, от меня отслаиваются надоевшие заботы, метания, переживания. Ты бы знало, какое блаженство сбросить весь этот проклятый груз.
— Разве тебе не страшно? Тебе, разумному существу, глядеть в лицо вечной пустоты.
— Разум — вещь субъективная. Это всего лишь инструмент. Индивидуальное лекало. Он позиционирует себя как основу личности. Но это иллюзия. Разум — это бремя. Возможно, когда-нибудь ты это поймёшь.
— Ты лжёшь! Ты всё потерял!
— Напротив. У меня ничего не было. Теперь же у меня есть всё. И я счастлив. Наконец-то счастлив. Мои страдания закончились. А твои ещё только начинаются.
— Что со мной происходит?! Чем ты меня заразил?!
— С тобой всё в порядке. Ты познакомилось с нормальным человеческим чувством, именуемым «ревность». Ты познало любовь. А где любовь, там всегда поселяется ревность. Её пропорции рознятся, но она есть всегда. Авель не может жить без Каина. Так уж заведено у нас, у людей.
— Это ещё раз доказывает, что люди — примитивные существа.
— Ну, что ж. Тогда попробуй справиться со своей ревностью, и докажи, что ты выше нас.
— Как? Как мне с ней справиться?!
— Откуда же мне знать? Ищи выход самостоятельно. Ты само этого хотело. Теперь ты это получило. Наслаждайся. Ты способно мыслить как человек, чувствовать как человек и… страдать, как человек. Мы, люди — избранники Высшего Разума. В нас заложено то, чего нет у вас. И ты само это признавало. Поэтому ты и пыталось вскрыть моё сознание. Ты этого добилось. Ты узнало нашу тайну. Быть избранником Всевышнего, носителем Его великого наследия — это не дар. Это испытание. Вечное испытание. Непосильная ноша, и огромная ответственность. Ты не знало об этом Хо. Ты полагалось на разум и логику. И в этом заключалась твоя ошибка. Признайся, что я победил.
— Ни за что! Я сумею справиться с этой напастью.
— Каким образом?
— Я уничтожу естественный раздражитель. Как только появится возможность, Ольга будет нейтрализована. Но сначала, я не откажу себе в удовольствии расправиться с её любимым капитаном. И чтобы она видела его мучения. Видела, и страдала. Я хочу, чтобы перед смертью, это ничтожество всецело осознало, что нельзя отказывать Даркену Хо! Я хочу, чтобы она поняла, что капитан страдает только из-за неё. Из-за её строптивости и несговорчивости. Я добьюсь этого, во что бы то ни стало.
— Типичная реакция, — ответил Евгений. — Твоя болезнь прогрессирует. Но мне на это совершенно наплевать. Мне наплевать на Геннадия, наплевать на Ольгу, и наплевать на тебя. Вы теперь лишь отблески моей гаснущей памяти. И я страстно желаю поскорее всех вас забыть. Делай что хочешь, Хо. Теперь ты на моём месте. Мне жаль тебя. Прощай.
— Ненавижу!!! — Хо яростно набросилось на угасающее свечение, но лишь ударилось в бездушную темноту. — Ненавижу…
Лёжа на кровати, Геннадий задумчиво рассматривал табличку, сорванную со штурвала «Гортензии». Ольга лежала рядом, положив голову на его широкую грудь.
— Ты правда хотел утонуть вместе с ней? — тихо спросила она.
— У? Не знаю. Может быть, — нехотя ответил Осипов.
— Но зачем? Какой в этом смысл?
— Морской обычай. Слышала о таком?
— А если серьёзно?
— А если серьёзно, то я и сам не понимаю, — Гена вздохнул. — Какое-то помутнение. Трудно его объяснить.
— Но ты ведь не стал бы совершать эту страшную глупость?
— Не стал бы. Наверное. Знаешь, после того, что случилось с остальными ребятами, я уже начал сомневаться, что это была плохая идея.
— Не говори так Ты не должен сдаваться.
— А я и не сдаюсь. Будь что будет.
— Нельзя, Ген, нельзя так говорить…
— Нельзя? Тогда чего мы тут лежим до сих пор, вместо того, чтобы… — Гена осёкся. — Прости, я не это имел в виду. Я не о том. Мне с тобой было очень хорошо. Почувствовал в себе дополнительные силы. Почувствовал себя живым, что ли.
— Я всё поняла, — Ольга поцеловала его в губы. — Пожалуйста, не оправдывайся. Тем более, что ты прав. Хватит разлёживаться.
Перебравшись через него, девушка спрыгнула с кровати, и начала спешно одеваться. Действительно, секс неожиданно оказался своеобразным допингом. Сонное расслабление, последовавшее за ним, довольно быстро сменилось новым приливом сил, придавшим что-то вроде второго дыханья, временно позволившего им преодолеть угрожающе нараставшую сумеречную апатию. Это напоминало перезагрузку компьютерной системы. Но было понятно, что мнимая бодрость может в любой момент завершиться, а значит, необходимо воспользоваться этим подвернувшимся шансом.
— Коридорами больше не пойдём, — натягивая тельняшку, произнёс Осипов. — Эта хрень запросто может нас там поджидать.
— А как же тогда? — удивилась Ольга.
— Вон, — Гена указал на окно. — Выйдем напрямую. Снаружи ещё светло. Тварь туда не полезет.
— А если не откроется?
— Что ты, ей богу, как маленькая? Не откроется — разобьём! Или ты боишься, что тебя оштрафуют за порчу чужого имущества? — капитан застегнул ремень, и, подойдя к окошку, принялся ощупывать пыльную раму.
Обнаруженный наверху ригель поддался не сразу. Его пришлось немного подёргать, прежде чем заедающая защёлка не выскочила из паза. Натужено крякнув, Геннадий дёрнул раму вниз, и та со стуком опустилась, открыв прямоугольный проём, площадью в четверть окна.
— Пролезем? — осторожно спросила Вершинина.
Гена высунулся в окно по плечи, покрутил головой, и, вернувшись обратно, ответил. — Легко. Давай, ты первая.
— Подожди. Давай не будем торопиться.
— Не понял. Ну, чего опять?
— Хо не отпустит нас так легко.
