Михаил Емцев - Три кварка (сборник)
Питер Ик отпил немного, поморщился и взял в рот ломтик лимона.
«А ведь донья Миму разгневана! Эти красные пятна на шее, о-ла-ла, они совсем ей не идут. Вот она создает повелительный жест, именно создает, а не делает, и выпроваживает дочь. В чем смысл этого жеста? Ступай и сиди. Или ступай и жди. Бедная девочка ушла, вобрав голову в плечи. Строга, Миму, очень строга».
— Вы куда, Джимми?
— Простите, одну минуточку, одну-единственную…
«Ай да точка с тире! Какая прыть! Как он, однако, быстро протрезвел! Неужели эта девица его так? Нет, нет, он дремал и при появлении девочки, и во время разговора с матерью, девочка вовсе не при чем. Что же все-таки? Как-то сразу, даже противоестественно… Что-то проглотил и побежал. Было какое-то восклицание… пожалуй, имя, чье-то имя было произнесено. Так!» Увидев входящих в салон Живчика и Ленивца, писатель быстро соскользнул с табурета.
— Сколько, Миму?
«Это уж слишком. Зайцы стали так же нахальны, как и охотники. Меньше всего я хотел бы выяснять сейчас внутренние комплексы этих ребят. Они, наверное, состоят из одних точек. Точек, которые остаются в яблочке мишени после стрельбы. К черту. Я удаляюсь. Я не психоаналитик. Я даже не писатель. Я человек, которому все было равно. А сейчас нет, не все равно. Покоя! Прочь от очага суеты, прочь!» — Ваша лодка в целости. Можете получить в любой момент, — тихо сказал Ик, минуя Ленивца. Тот приятно осклабился и покосился на Живчика. Вот что значит правильное воспитание клиентуры! Учись, учитель.
13
В баре было немного народу. Разговор мог бы получиться глубоким и содержательным, если б эта чертова кукла не уперлась. Слишком самостоятельный вид у этой женщины.
— Ты нас знаешь, Мимуаза, не правда ли?
Ленивец накрыл табурет своим телом. Миму показалось, что он стечет на пол, как жидкое тесто.
— Да, господа, знаю. Не очень близко, но, кажется, мы встречались, и не раз, внизу, у Вер-о-Пезо.
— Именно. Мы тебя тоже знаем. И ты не можешь пожаловаться, что мы тебя обижали. Не так ли?
— Нет, сеньоры, ни за что на свете. Зачем мне брать грех на душу и говорить то, чего нет? Я не из тех женщин, которые сочиняют небылицы. Вам это, надеюсь, известно?
— Да, Миму. Ведь мы знали тебя еще тогда, когда ты вкалывала за стойкой у Толстого Педро. Не забыли!?
— Еще бы забыть! Тогда был жив мой последний муж. Он не дурак был выпить и всегда приводил с собой большую компанию пьяниц. Я вас часто тогда видела. Это ж была почти даровая выпивка. Толстый Педро через месяц выгнал меня из ресторана ва перерасход спиртного.
— Слушай, Миму, мы бы сразу пришли к тебе, если б знали, что Дик станет валять дурака и будет прятаться от нас. Где Дик, Мимуаза?
Женщина внимательно посмотрела на сидящих перед ней мужчин. Сердце ее часто заколотилось. Словно вколачивало в голову слова.
«Это твои враги, Миму. Это твои настоящие злейшие враги. Может, раньше ты с ними шутила, плясала и пела, но то время давно ушло. Сейчас они здесь, чтобы отобрать у тебя твой последний шанс, Миму. Держись, Миму! Будь коварной и беспощадной, как и они. Не поддайся, Миму!» — Не знаю, сама ищу. Вот дочку второй раз послала к нему, сказала, пусть дождется и приведет, как только тот появится. Напился, наверное, да валяется где-нибудь пьяный как свинья. Проспится — появится.
Наступило долгое, тяжелое молчание.
Ленивец, не поднимая глаз, сказал:
— Слушай, Миму, у тебя дочь еще девчонка… да и сама ты… одним словом, завтра утром ты сведешь нас с Диком, поняла? В противном случае пеняй на себя. Я свои мысли, надеюсь, излагаю достаточно ясно?
Живчик отвернулся и смотрел в конец бара.
— Да, — ответила Миму, с трудом разжимая губы, — все ясно.
«О, будьте вы прокляты! И ныне, и присно, и вовеки веков. Аминь».
— Что вы хотите от Дика?
— Нам нужен он сам, а там уж мы договоримся. Через тебя во всяком случае работать не станем.
«Проклятие на ваши головы, на головы матерей, родивших вас, на головы всех женщин, кормивших и любивших вас, проклятие… За что мне такая кара? Последний шанс, единственный шанс! Бедный Дик. Бедный мой мальчик».
— Куда мне сообщить, если он появится раньше?
Наступила мгновенная заминка. Нашелся Живчик.
— Мы придем завтра к девяти сюда.
Ленивец добавил:
— Сегодня перед закрытием мы еще заглянем к тебе. Пошли, вельо.
Они ушли.
Миму налила себе большую рюмку бакарди и, отвернувшись от столиков, быстро выпила.
«Спокойно, девочка, не теряй головы. Ты же знаешь их, это трусливые и подлые шакалы. Они будут лаять, кружить и тявкать, но не решатся сразу укусить. Старик, тот вообще пустое место. В толстяке, правда, есть грозная сила, он пугает. Я его плохо знаю. Видела от силы раз или два там, внизу, у Педро. Но все равно, так просто я не сдамся. Я буду драться. Проклятье на ваши головы, убийцы. Нужно все рассказать Дику. И успокоить Лоис. Бедная девочка, она-то тут совсем не при чем. Но должен же мне кто-нибудь помогать? Я одна, совсем одна! Всегда одна, везде одна! Всю жизнь одна! Господи… Где же эти сволочи остановились? Скрывают номера кают, боятся, выдам? А что я могу сделать? Натравить помощника капитана, пусть еще раз проверит документы? Но он уже проверял их при посадке. Да и в порядке их фальшивки, я в этом уверена, они такие вещи отлично умеют готовить, к ним не придерешься. Да и как их выдашь? За это полагается нож. Таков их проклятый закон… Что же делать? Что делать, господи?»
14
Евгений Кулановский вышел перед сном из каюты на палубу. «Святая Мария» двигалась в теплом сиренево-сером тумане. Стоял полный штиль. Приятно пахло йодом. Океан слабо люминисцировал серовато-синим светом. Надо прогуляться по кораблю, решил Женя, и бай-бай.
«Алик уже видит первый сон. Он спит, заложив Фредриксона под подушку. Усвоение во сне. Гипнопедия. На солнечной палубе крутят фильм. Выстрелы и хохот. Боевичок, должно. В холле класса люкс полумрак, там чинно танцуют под блюз. В третьем классе тоже не спят; звучат гитары и другие щипковые инструменты. Отчетливо доносятся слова народных песен штата Байя. Или Баийя? Все едино. А вот здесь, в полумраке… Э-э-э, там происходит что-то нехорошее!
Придется вмешаться. Не проходите мимо, как говорят». Он прислушался. Как будто бы женский плач, всхлипывания и удары… удары по чему-то мягкому, кажется, по человеческому телу.
Кулановский сделал несколько торопливых шагов к затемненному закутку и остановился.
«Ба, да здесь перепутаны причина и следствие! Девчонка избивает большого взрослого мужчину? Плачет, всхлипывает, но изо всех сил колотит кулачками по груди, животу. Тот только охает. Стоп, девочка, так нельзя!» — Эээ, что вы делаете!? Отпустите парня, вы его изувечите!
