Александр Щеголев - Инъекция страха
Саша на секунду приостановил работу. Только на секунду.
— О чем ты, Андрюха?
— Слушай, я не знаю и знать ничего не хочу. Но я думаю, не зря же ты столько времени меня пугаешь? Нельзя так. Конечно, тебе сейчас всюду чудятся враги…
— Ты меня прогоняешь?
— Нет, что ты…
— Когда решишь прогнать, скажи, я не всегда обидчивый. А если серьезно… Прости, Андрюха. Бояться тебе нечего, все это тебя совершенно не касается.
— Да не надо мне ничего рассказывать!
Саша фыркнул, дернув головой:
— Отличный ты парень. Жалко, что все так получается.
— Я не за себя боюсь, — зачем-то объяснил Андрей. — Я за семью… — и тут сообразил.
Осознал. В каком смысле «жалко»? Что получается «так»? Человеческие голоса, наполнявшие комнату жизнью, замолчали, вопросы вдруг иссякли. В соседней комнате тоже было тихо — очевидно, мать укладывала Алису спать. «Нормальные люди ружейную смазку с собой не носят…» Точнее не скажешь. Саша — он носит. «Смазывать надо тонким, ровным слоем…» — комментировал владелец пистолета свои действия. Ему жалко, что все так получается, но поделать ничего не может. Прости, Андрюха, замри и не двигайся, из дырочки вот-вот вылетит пчелка. Жена спит, ребенок скоро заснет, они не поймут и, возможно, не успеют проснуться. Мать, услышав выстрел, выскочит из спальни…
— Пугаю я их… — проворчал гость себе под нос. — Знаешь, как пугают на самом деле? Пригласишь клиента в машину, посадишь сзади между двумя прапорами, и вперед. Вежливо, красную книжечку ему сунешь — комар носа не подточит. Покатаешь часа четыре, ни слова не говоря, не отвечая ни на какие вопросы, еще и за город выедешь, к сосенкам да березкам. Клиент весь на нет изойдет от страха, не понимает, что будет дальше. Потом, когда высадишь его на том же месте, где взяли, он выйдет, качаясь. И главное — претензий никаких, с ним ведь ничего не сделали! Просто покатали и отпустили. А ты говоришь…
Андрей не говорил, молчал. В воздухе висел стеклянный звон, очертания предметов перемещались в виде радужных струй — привычные, знакомые ощущения. За два предыдущих раза была возможность привыкнуть. Восприятие обострилось — будто ручку контрастности крутанули. Мозг бешено боролся, пытаясь определиться, что происходит в действительности, а что — нет. Сознание нереальности происходящего сплющило мир, окружив вязкую телесную оболочку беспредельным космосом.
— Ну, теперь все! — повторил Саша неоднократно звучавшую фразу. Какой смысл он вкладывал в эти простые слова? Впрочем, сейчас смысл лежал на поверхности — работа почти закончена. Осталось лишь собрать расчлененное оружие воедино.
— Смотри, это называется возвратной пружиной. После выстрела она ставит затвор в исходное положение. Говорю, чтоб ты представлял себе механику. Надеваем ее на ствол. Обрати внимание, надеваем тем концом, который более узкий. Присоединяем затвор. Вставляем магазин — и все…
Зачем он меня учит? — вяло удивился Андрей. Зачем представлять себе механику выстрела? А также физику полета пули, биологию сквозного ранения, психологию смерти… Так ведь ясно: жертва должна в деталях понимать процесс казни, в этом состоит высший пилотаж мщения. В этом — вывихнутая логика иррационального.
— Теперь пушку надо проверить, — честно предупредил Саша. — Я, конечно, не пьян, но выпил, так что всякое может случиться. Зажмурь уши. — Он огладил растопыренными пальцами скулу, хищно приоткрыв рот.
Проверить? Испытать?
— Подожди, подожди! — заторопился Андрей. — Я же тебе начал объяснять, но ты не дослушал.
— Чего подождать? — Саша выключил предохранитель и поставил затвор на затворную задержку.
— Я не стукач, ты все перепутал!
— Я разве говорил, что ты стукач? — Он на что-то нажал, и затвор с громким щелчком вернулся на место.
Андрей вздрогнул.
— Моего отца заставили сотрудничать, еще когда он профсоюзным боссом был. Но ваши с ним уже два года не контактировали, честное слово. У нас с отцом фамилии одинаковые, теперь понимаешь? А про тебя он вообще знать ничего не знает, я в доме не треплюсь о своих друзьях.
Саша как-то слишком уж равнодушно отнесся к услышанному, чуть ли не зевнул от скуки. Он поднял флажок предохранителя вверх. Курок сорвался с боевого взвода и заблокировался — очередной страшный звук.
— Порядок, — сказал Саша, имея в виду пистолет. — Можешь разжать уши.
— Да подожди ты! — взмолился Андрей. — Я же объясняю, с вами сотрудничал не я, а мой отец…
— И что это меняет? — грубо перебили его. — Какое мне дело до твоего отца?
— Как какое?!
— Все, пора. — Гость приподнял зад. — Хорошего понемногу. — Он откровенно избегал смотреть хозяину в глаза.
«Как это — пора? Что пора?»
НЕТ!!!
Голова была надутым воздушным шариком, болтавшимся на тоненькой нити.
— Мы про тебя никому ничего… — вскрикнул-всхлипнул Андрей.
Неприличная сцена…
В соседней комнате вдруг тоже вскрикнули-всхлипнули, будто передразнили, будто эхо откликнулось — без слов. Короткое междометие, оборвавшееся на взлете. И воздушный шарик лопнул, выпустив газообразный кошмар в окружающее пространство. Ирреальное состояние ослабило хватку — невероятное облегчение. «Подожди, я сейчас!» — то ли сказал, то ли подумал Андрей, бросаясь на странный звук. В спальне горела настольная лампа — вместо ночника. Спала жена, спала дочь, а мать сидела на детском прикроватном коврике, зажав себе рот рукой. Очевидно, вскрикнула она, поскольку в другой ее руке трепетали…
Две бумажки. Рецепт плюс аннотация.
Обнаружив рядом сына, женщина попыталась спрятать находку, сунуть куда-нибудь под себя. Затем указала на валяющуюся фланелевую рубашку (рядом, на полу) и растерянно сообщила:
— Грязная. Хотела в стирку отнести…
Это была рубашка, в которой Андрей проходил весь сегодняшний день и которую вынужден был переодеть, когда вспотел. Финал встречи с женой был бурным, еще бы! Но одежду, вероятно, следовало бы снять до любовной сцены, а не после — во избежание таких вот сюрпризов. Переодеться-то он переоделся, развесив рубашку и футболку на стуле, но про оставшиеся в нагрудном кармане улики забыл начисто. Мать, разумеется, нашла. Любопытное, ревнивое существо, полагающее себя ответственным за все происходящее в этом доме. Не могла не найти… Она поднялась с пола, развернула Андрея к себе спиной и легонько подтолкнула на выход («Тихо, Алиса только что заснула…»). Она свернула в сторону кухни, продолжая толкать любимого сына перед собой («Умоляю тебя — тихо, тихо…»). Ей мешала не столько девочка, сколько спящая невестка. А также незваный гость. И глаза у нее, наверное, были в этот момент ничуть не менее вытаращенными, чем утром, после папиных признаний.
