Колин Уилсон - Башня
— Тихо, — сказал Джомар и положил ладонь на лобик ребенку. Через несколько минут ровное дыхание старика показывало, что он и сам заснул.
Через два дня Джомар умер. Рано утром, когда старшие еще спали, их разбудила Руна.
— Дедушка не разговаривает.
И все сейчас же поняли, что он мертв; внезапное осознание этого дошло разом до всех. Джомар лежал на полу вниз лицом, вытянув руки вперед, словно рухнул с большой высоты. Лицо его, когда перевернули, было безмятежно. Стало ясно, что последние его минуты не были омрачены кошмарным видением пауков-людоедов.
Весь тот день Улф, Вайг и Найл копали возле юфорбии могилу; копали глубоко, чтобы до тела не добрались хищники. Но, посмотрев на место захоронения через несколько дней, Найл по ряду характерных признаков определил, что туда добрался жук-скарабей. В пустыне никакая пища не залеживается.
В тот вечер, когда не стало Джомара, Сайрис попыталась установить связь со своей сестрой в Дире. Для этого она перешла глубже в пещеру — в загородку, где скончался Джомар — а остальные в глубоком молчании сидели в соседнем помещении, вслушиваясь в дыхание женщины; как только оно станет реже и глубже, так, значит, непременно вышла на связь. Сидели, дожидались с полчаса. В конце концов послышался досадливый вздох, и Сайрис появилась из-за загородки.
— Ну, что ты волнуешься! — не выдержал наконец Улф. — В городе Каззака только муравьиным пастухам известно, когда светает. Остальные вообще не разбирают, что там — день наверху или ночь.
Сайрис кивнула, но не сказала ничего.
Вторую попытку она предприняла утром, перед рассветом, думая застигнуть Стефну во время сна, и опять безрезультатно. Прислушиваясь к дыханию матери, Найл примерно понимал, что она сейчас ощущает. Попытка выйти на мысленную связь начинается с того, что пытаешься как можно явственней представить облик собеседника, с которым надо сообщиться, и мысленно окликаешь его. Лучше всего, если попытку делают оба собеседника одновременно. Однако это необязательно. Если двое связаны чем-то общим, искренним, приязненным, то внимание собеседника, даже если он ни о чем не подозревает, все равно можно привлечь. Тот вдруг начинает испытывать бередящее, неуютное чувство. А когда наступает слияние, оба собеседника ощущают присутствие друг друга так же отчетливо, будто и впрямь общаются напрямую.
Если связи достичь не удается, то возникает некая блеклая, отягощенная особой неподвижной тишиной сфера, куда иной раз проникает разрозненное эхо чужих голосов. Обычно это означает, что собеседник сейчас занят — может статься, самозабвенно трудится. Бывает так, что вот уже зовущий притомился, а до собеседника едва доходит, что до него пытались дозваться. Такое порой случалось между двумя сестрами, поэтому обе в подобных случаях старались держать ум «приоткрытым» по возможности дольше на случай, если зов повторится.
Вот почему Сайрис забеспокоилась. Вглядываясь в блеклое пустое пространство, населенное сонмами далеких приглушенных голосов, она вынашивала под сердцем темное предчувствие: что-то случилось. И по мере того как, нанизываясь один на другой, проходили дни, предчувствие крепло, перерастая в уверенность.
Предчувствие томило и самого Найла. Ни он, ни отец не обмолвились, что прикончили смертоносца, но память о том цепко угнездилась в обоих. Памятен был и рассказ Джомара: какой жуткой казни предали горстку жителей пустыни, поднявших на паука руку. И о том, как в день песчаной бури проплыли по небу два паучьих шара. Недавний поединок — с того момента, как мохнолапый впился в Найла глазами, и вплоть до секунды, когда тот в последний раз дернул своими членистыми конечностями, — длился не больше полминуты. Однако агонизирующему существу хватило бы времени подать сигнал тревоги своим.
Каззак считал свой город неприступным, но, понятное дело, он лишь выдавал желаемое за действительное. Смертоносец и лапой не коснется, а взглядом прошпилит так, что не пошевелишься. Найл сам это недавно на себе испытал. Еще и Джомар рассказывал, как их всех замели в плен, что лишь подтверждало, какую внутреннюю силищу имеют пауки.
Спустя неделю после кончины Джомара наихудшие опасения подтвердились. Все случилось тем самым утром, когда Найл наклонился над чашей уару утолить жажду и случайно перехватил взглядом плывущий по небу шар. И в тот день, когда паучья армада заполонила небо и жилище сотрясалось от жалящих ударов насылаемого страха, юноша никак не мог освободиться от тяжелой мысли, что в нагрянувших бедах виновен именно он, Найл. Утешал он себя единственно тем, что уж коли пауки развернули такие поиски, то им действительно неизвестно, где прячутся мятежники люди.
А когда вчера засыпал, мозг вдруг захолонул от страшной мысли: а ну как Ингельд, угодив смертоносцам в лапы, выдаст, где они скрываются?
Улф, видимо, мучился той же мыслью. Наутро за едой он сказал:
— Будем уходить. Возвращаемся на прежнее место, у подножия плато.
— Когда? — только и спросила Сайрис (взор опустелый, притихший — видно, что не спит ночами).
— Сегодня, ближе к сумеркам. Задерживаться глупо. Они будут здесь роиться, пока нас не отыщут.
Найл взглянул украдкой на ногу отца: опухоль все еще не сошла.
— Ты думаешь, тебе легко будет дойти?
— Рассуждать не приходится.
— Сейчас бы сюда листья герета, — произнес Вайг.
Куст этого растения рос примерно там, где начинается пустыня. Его листья обладают мощными целебными свойствами. Истолчешь их в кашу, приложишь, и любая опухоль сойдет на нет в считанные часы.
— Я видел один такой, когда мы шли обратно из Диры.
— Где?
— Недалеко, часа два ходьбы.
— Я пойду с тобой.
Улф качнул головой.
— Ты, Вайг, понадобишься здесь. Отправляться будем сегодня, поэтому предстоит много работы. Найл у нас уже взрослый парень, может сходить один.
И Найл, закончив еду, сразу же отправился. С собой он прихватил сплетенную из травы сумку для листьев, фляжку с водой и металлическую трубку-жезл. Раздвинутая на всю длину, она могла служить как посох. Ее тяжесть в правой руке придавала уверенности. С такой любой хищник не страшен.
До полудня оставалось по меньшей мере часов пять. Если ничего непредвиденного на пути не произойдет, к этой поре можно уже вернуться домой.
Одолевая свой десяток миль, Найл не забывал зорко посматривать по сторонам. Не ускользнул бы от него ни чуть заметный бугорок — признак обиталища тарантула-затворника, ни скользящий по небу паучий шар. Обходил он загодя и большие камни: именно под ними имеют привычку укрываться скорпионы. Временами Найл настороженно сосредотачивался, выявляя умом потаенные признаки возможной опасности. Обостряющимся в такие моменты чутьем он ощущал всякое трепетание враждебной воли. Но сейчас никакой опасности поблизости не чувствовалось. Был, правда, здоровенный паук-верблюд, остановившийся достаточно близко — рассмотреть, что там такое движется: грызун, ящерица или еще какое-нибудь съестное. Убедившись — нет того, что нужно, — насекомое заспешило своей дорогой. Найл так и не мог взять в толк, почему пауки-верблюды не интересуются людьми.
