Н Шитова - Отступник
Сергей встрепенулся, вскочил на ноги и испуганно заметался между лешими:
- Как вас понимать? Что ему угрожает?.. - он подступил к Шепу. Почему ты сказал, что не будет ни боли, ни крови, а теперь говоришь про лечение не из легких?
Шеп потер лоб, видимо, соображая, как подоходчивее и покороче объяснить все человеку.
- То, что я дал ему, называется у леших мертвой смесью. На целый час Валя стал невосприимчив к боли и повреждениям. Полученные раны никак не изменят состояния Вали. Разрезы и пули не вызовут кровотечения. Все ткани, даже сильно поврежденные, будут вести себя, как совершенно здоровые. Но все это до тех пор, пока не кончится действие мертвой смеси. Затем наступит довольно мучительное возвращение в обычное состояние, что неприятно само по себе, а если к этому моменту Валя будет ранен, начнутся боли и кровотечения. И никто не поможет ему так быстро, как мы, лешие, - закончил Шеп.
И Лида, глядя на Сергея, поняла, что ее друг смирился. На удивление быстро верил он в то, что говорили лешие. Только тревога никуда не ушла с лица Сергея, и он несмело спросил:
- Неужели он все-таки решится поднять оружие на людей?
- В таком состоянии - да, - твердо сказал Шеп. - Для того я и трудился, чтобы не только обеспечить неуязвимость, но и снять все так называемые моральные препятствия. Теперь Валя будет решать нашу общую задачу любыми доступными средствами. Если нужно будет - убьет.
- Но ведь... Ведь потом такое начнется!... - Сергей в ужасе замотал головой. - Кажется, трупы, появившиеся при таинственных обстоятельствах все еще волнуют власти... Как же тогда быть Валяю?!
- Мы уведем его и мальчика в Логово. Все будет в порядке, - твердо сказал Шеп и добавил: - Если он не станет увлекаться живой звездочкой.
- Это опасно?
- Это опасно, Сергей, - спокойно ответил Шеп. - Но на то мы все и есть у Вали, чтобы быть рядом и оберегать.
- Вы все, значит, - угрюмо прошептал Сергей.
- Если для тебя это важно, то "мы все" - это и ты тоже, - поправил его Шеп и оглядел всех, кто был рядом. - Давайте-ка собираться в лес.
Глава 15. Шестнадцатое июня. К полуночи. Валентин.
Валентин вышел на улицу и решительно свернул к дому Пряжкина.
Он был взбешен до крайности. Он помнил так же отчетливо, как и то, что дважды два - четыре, что проливать кровь - нехорошо, что хорошие мальчики так не делают, и что использовать живую звездочку - крайне опасно для него самого...
Но Валентин не был хорошим мальчиком и не нуждался в этих напоминаниях.
Он давно позабыл это безмятежное ощущение собственной правоты и безгрешности, которое нет-нет да и посещало его в юности. И сейчас он был способен сделать то, что может быть и не должен бы никогда делать...
Ненависть к самому себе сжигала Валентина изнутри. Он уже давно откровенно презирал себя, педантично и брезгливо раскладывая свою жизнь по косточкам.
Он горько жалел, что все повернулось именно так. Более того, он проклинал свою судьбу. Не потому, что ему пришлось оставить комфортную городскую жизнь и запереться в глуши, оставшись на вольных хлебах. С этими трудностями он справился отлично. Но вот лешие...
Эх, если бы они оказались только бабушкиной сказкой! Валя любил их, страх за каждого из них поселился в нем давно и прочно, и ничто и никто не заставил бы его сейчас бросить обитателей Логова на растерзание. Никогда не мог бы он предать и своего сына, невзирая на то, что на лохматой головенке мальчика прятались рожки, а ногти стали такии же подвижными и прочными, как у взрослого лешака...
Но Валентин не мог не признаться себе в том, что пожертвовал бы очень многим ради того, чтобы вернуть все назад, повернуть время вспять и никогда не ввязываться в эту историю! Никогда!
Но что теперь поделаешь? Сам виноват: не подумал о том, к чему может привести близость с рогатой лешухой. По словам всех леших, эта близость не могла привести ни к чему страшному. Не было на памяти старейшин такого случая, чтобы от лешего и человека рождались дети. Но Валька имел несчастье испытать на себе прелесть оказаться исключением из правила. Он дал жизнь странному ребенку, чье существование стало чуть ли не вызовом законам мироздания. Не зря же Валентина часто и регулярно преследовал мучительный ночной кошмар: Мироша на его глазах распадается на отдельные части, органы, ткани, молекулы, атомы,.. то есть возвращается в то состояние, откуда неожиданно для всех возник... Валя привык к этому сну, и теперь пытался привыкнуть к мысли о том, что жизнь его Мироши обречена быть нелегкой, полной разочарований и трагедий. Кем все-таки захочет называть себя его сын? Что станет его домом? Будет ли он в безопасности среди людей? Не уничтожат ли его вместе с племенем Логова, если он вырастет и решит, что он леший? И будет ли он способен нормально жить? Велика вероятность, что дитя человека и лешухи окажется бесплодным или вовсе погибнет от гормонального дисбаланса едва вступив в период созревания... Короче говоря, Валентину было от чего выть и каяться. И самое печальное во всем этом было то, что свалить вину за свои вполне обоснованные страхи было совершенно не на кого!
А в довершение всего Валентина мучил стыд за свое раскаяние. Ему казалось, что горько жалея о своем прошлом, он предает своих лесных друзей. Шеп успокаивал его, утверждал, что никаким предательством тут и не пахнет, что метания несчастного Валентина вполне закономерны. Но даже добрые слова леших, их глаза, их объятия и помощь не могли избавить человека от гадливой брезгливости и ненависти к самому себе.
Валентин склонялся к мысли, что если бы не Мироша, он сам уже давно или спятил бы от бредовых размышлений, или тем или иным способом наложил бы на себя руки. Но он любил сына и поэтому продолжал сражаться с самим собой...
Почти на самом конце деревенской улицы навстречу Валентину выскочил большой джип, сверкая двумя парами передних фар. Валя метнулся к забору, прижался, ощутил, как что-то проникает сквозь кожу руки... Но никакой боли. Поднеся руку к глазам, он увидел сухую дырочку прямо в центре ладони. Наклонившись к забору, Валя разглядел торчащий ржавый гвоздь.
Нет, Шеп все-таки умница, столько всего знает и умеет. Если бы не его варево, наколотой руке не поздоровилось бы.
Валентин снова двинулся к своей цели.
Он давно не был в усадьбе Пряжкина, с тех самых пор, когда понял, что Григорий, показавшийся ему поначалу просто деловым и оборотистым куркулем, на самом деле жестокий и циничный подонок, очень четко разграничивший для себя людей и нелюдей. Пряжкин раскланивался с каждой деревенской бабулей и частенько, прохаживаясь пешком по деревне, раздавал детишкам конфеты, которыми у него всегда были набиты карманы, но вот лешие получали от него совсем иные гостинцы.
