Майкл Крайтон - Восходящее солнце
«Это не Дэн», немного удивленно сказал Сандерс. «Тереза, а где Дэн?» «Готовится к зачету», сказала Тереза. «Я просто кое-что прогоняю в реальном времени. Сейчас закончу.» У меня создалось впечатление, что она старше других студентов. Но трудно было сказать, в чем именно дело. Конечно не в ее одежде: на ней была яркая цветная лента на голове, и U2– майка под джинсовой курткой. Однако в ней было некое спокойствие, от которого она казалась старше.
«Ты можешь переключится на другое?», спросил Сандерс, обходя стол и глядя на монитор. «Потому что у нас здесь спешная работа. Надо помочь полиции.» Я следовал за Сандерсом, ныряя под трубы. «Конечно», сказала женщина. И начала выключать устройства на столе. Она повернулась ко мне спиной, а потом я в конце концов рассмотрел ее. Смуглая, экзотичная, почти евразийка. И красивая, отпадно красивая. Она выглядела как высокая, скуластая модель из журнала. На секунду я смутился, потому что эта женщина была слишком красивой, чтобы работать в какой-то подвальной лаборатории электроники. В этом не было смысла. «Поздоровайтесь с Терезой Асакума», сказал он. «Единственная японская студентка-выпускница, работающая здесь.»
«Хай», сказал я. И покраснел. Я чувствовал себя дураком. Я чувствовал, что информация приходит ко мне чересчур быстро. И принимая все во внимание, я предпочел бы, чтобы не японец управлялся с этими лентами. Но ее имя не было японским, и она не выглядела японкой, она казалась евразийкой и лишь частично японской, такой экзотической, может быть она даже была … «Доброе утро, лейтенант», сказала она. И протянула для пожатия левую руку. Я подумал, что правая рука поранена.
Мы обменялись рукопожатием: «Хелло, мисс Асакума.»
«Тереза.»
«Окей.»
«Разве не красавица?», сказал Сандерс, говоря словно это его заслуга.
«Просто красавица.»
«Да», сказал я. «На самом деле, я удивлен, что вы не модель.» Возник неловкий момент. Я не мог сказать почему. Она быстро отвернулась.
«Это меня не интересует», сказала она.
Сандерс немедленно вступил и сказал: «Тереза, лейтенанту Смиту нужно, чтобы скопировали несколько лент. Вот таких.» Сандерс вручил ей одну ленту. Она взяла ее левой рукой и поднесла к свету. Правая рука оставалась согнутой в локте и прижатой к талии. Тогда я заметил, что ее правая рука высохла, заканчиваясь толстым обрубком, торчащим из рукава джинсовой куртки. Словно рука талидомидового ребенка. «Весьма интересно», сказала она, скосившись на ленту. «Восьмимиллиметровая высокой плотности. Наверное, имеет фирменный цифровой формат, о котором мы не слышали. Наверное, включает обработку изображений в реальном времени.»
«Извините, я в этом не разбираюсь», сказал я. Сморозив фразу про модель, я чувствовал себя дураком. Я нырнул в свою коробку и выудил проигрыватель.
Тереза немедленно достала отвертку, сняла крышку и склонилась на потрохами. Я увидел зеленые проводки, черный мотор и три небольших кристаллических цилиндра. «Да, это новейшая разработка. Очень хитро. Доктор Сандерс, взгляните: они делают это всего тремя головками. Наверное, плата генерирует компоненты RGB, потому что здесь… как вы думаете, это цепи компрессии?»
«Наверное, ЦАП-конвертор», сказал Сандерс. «Весьма аккуратно. Такой маленький.» Держа в руках коробочку, он повернулся ко мне. «Знаете, почему японцы умеют делать такие вещи, а мы нет? Это называется кайдзен: процесс неторопливого, терпеливого непрерывного улучшения. Каждый год продукт становится немного лучше, немного меньше, немного дешевле. Американцы не думают так. Американцы всегда ищут квантовый скачок, большое продвижение вперед. Американцы пытаются победить в главной гонке, выбить конкурента со стоянки, а потом усесться в сторонке. Японцы же никогда не сидят в сторонке, а просто участвуют во всех заездах. В этом, как и во всем прочем, проявляется философия народа.»
В том же духе он говорил еще некоторое время, вращая цилиндрики и восхищаясь ими. Наконец, я не вытерпел: «Вы сможете скопировать ленты?» «Конечно», сказала Тереза. «Мы можем снять сигнал с машины после конвертора и записать в любом желаемом формате. В каком вы хотите: три четверти, оптическом, VHS?»
«VHS», сказал я.
«Это легко», сказала она.
«Копия будет аккуратной? В ЛРД сказали, что не могут этого гарантировать.»
«А, чертова ЛРД!», сказал Сандерс. «Они говорят так просто потому, что работают на правительство. А мы здесь занимаемся делом. Правильно, Тереза?» Но Тереза не слышала. Я следил, как она вставляет провода и кабели, быстро двигая здоровой рукой, и пользуясь обрубком, чтобы стабилизировать и удержать коробочку. Как и у многих инвалидов, ее движения были такими плавными, что было трудно заметить отсутствие правой руки. Вскоре маленький проигрыватель был подключен ко второму рекордеру и нескольким разным мониторам.
«Зачем все это?»
«Следить за сигналом.»
«Для записи?»
«Нет. Большой монитор будет показывать картинку. Другие позволят следить за характеристиками сигнала и видеть карту данных: как именно картинка была записана на ленту.»
Я спросил: «Вам обязательно это знать?»
«Нет, но просто приятно сунуть нос в чужие дела. Интересно, как устроен этот формат с высокой плотностью.»
Сандерс спросил: «Откуда происходит материал?»
«С офисной камеры безопасности.»
«Ленты подлинные?»
«Как мне кажется, а что?»
«Ну, если это оригинальный материал, с ним следует быть осторожней», сказал Сандерс. Он обратился к Терезе, словно инструктируя ее: «Не надо, чтобы какие-нибудь обратные связи попортили поверхность ленты. Или чтобы сигналы просочились с головок и нарушили целостность потока данных.»
«Не беспокойтесь», сказала она, «я справлюсь.» Она показала пальцем:
«Видите, вот? Это предупреждает о смещении импеданса. И за центральным процессором я тоже слежу.»
«Окей», сказал Сандерс, сияя, как гордый родитель.
«Сколько это займет?», спросил я.
«Не долго. Записывать сигнал мы можем на очень высокой скорости, точнее, с предельной скоростью проигрывателя, а у него, похоже, имеется быстрая перемотка вперед. Поэтому, наверное, уйдет по две-три минуты на ленту.»
Я взглянул на часы: «В десять тридцать у меня встреча, на которую я не могу опаздывать, а я не хочу оставлять их здесь…» «Вам нужны копии всех лент?»
«В общем-то, только первые пять критичны.»
«Тогда сделаем их первыми.»
Мы прокручивали первые несколько секунд каждой ленты, высматривая те пять, которые были записаны с камер сорок шестого этажа. Я видел картинку на центральном мониторе, стоящем на столе Терезы. На боковых мониторах следы сигнала извивались и дергались, словно в палате реанимации. Я сказал об этом.
