Владимир Васильев - И тьма не объяла его
Максимальное наслаждение мягкокрыл получал от двух занятий — от свободного полета и от погружения в глубины собственной психики. Трудно сказать, что тянуло его в эти таинственные глубины. Может быть, сама таинственность? Или необъяснимое предчувствие какого-то очень важного для жизни и чрезвычайно интересного открытия? Или инстинкт самосохранения? Сохранения от чего?.. К сожалению, ответ на этот вопрос Стае не был известен. А может, и к лучшему?..
Но ни с чем не сравнимо было ощущение наслаждения от возвращения в ментальное поле Стаи после пребывания в тревожных и одиноких глубинах собственной психики, где все было зыбко, ненадежно и мучительно недостижимо. Как-то обреченно недостижимо при непреодолимом стремлении проникнуть как можно глубже. Только не иллюзорна ли эта глубина?..
А в ментальном поле Стаи было надежно и спокойно. Его громадная, по сравнению с индивидуальной, энергия была неопровержимым доказательством надежности бытия и оптимистичности его перспектив. Хотя в глубине души любой мягкокрыл понимал, что живет, страдает и умирает в одиночку. И все же в самые жуткие моменты самопознания оставалась надежда на помощь ментального поля Стаи, которое не отпустит частичку себя в небытие…
А Он и тут стоял особняком. С одной стороны, щедро вливая свою энергию в общее поле, с другой — сохраняя свою полную независимость от Стаи. Собственно, все мягкокрылы были независимы. Но и неотторжимы от Стаи. Его же независимость была абсолютной.
Впервые почувствовав Его появление в ментальном поле Стаи, Оолла ощутила ни с чем не сравнимое волнение, вроде бы сердце сжалось от тревожного, но и влекущего предчувствия. Потом, по мере привыкания к Его существованию, ощущение ослабело, но не исчезло вовсе, как бы став неотторжимой частью духовного мира Ооллы.
Когда она первый раз увидела Его в полете, ощущение это взрывом заполнило всю ее душу. Он был прекрасен, ослепительно белый, даже поблескивающий в лучах солнца на фоне густо-синего неба. На первый взгляд совсем не похожий на других мягкокрылов, оперение которых — пестрое, серо-черное с вкраплениями белизны — делало их неразличимыми на фоне скалистого пейзажа.
Бывали, правда, и черно-белые мягкокрылы, сама Оолла, например, но такого — совершенно белого она видела впервые. Он будет выделяться на скалах, но окажется совершенно невидимым на леднике или на снежном склоне.
Впрочем, врагов, от которых нужно было бы маскироваться, у мягкокрылов на их высотах почти не было. Разве что громадные белоснежные кошки да высокогорные змеи. Но первые предпочитают более доступных жвачных, травоядных и лишь в крайнем случае обращают свой голодный взор в сторону мягкокрылов, а вторым по силам только птенцы. Но когда они вылупляются, мягкокрылы крайне бдительны. И чаще змеи идут в пищу птенцам, чем наоборот. Хотя бывали случаи… Кажется, именно в этот момент восхищения Им она и услышала впервые Его зов. И полетела следом. Он заметил ее, и теплая волна приязни и благодарности за отзывчивость избавила Ооллу от настороженности.
Он был странный, этот Белый Пришелец, и не понимал, казалось, очевидных вещей. Похоже было, что Он никогда не жил в Стае, а потому не знал ее порядков. Не таких уж, кстати, и обременительных. И Оолла терпеливо объясняла ему все, что требовалось. И словами, и чувствами, и образами. Собственно, и объяснять-то не было необходимости — достаточно было открыть себя, то есть позволить считать всю информацию ее ментального поля. Ну, почти всю. Самый-самый маленький кусочек Оолла все же утаила. Хотя и понимала, что это бесполезно — поведение выдавало ее с головой.
Но она на перешла в Его гнездо. Это было бы слишком. Да Он и не звал ее. А если бы позвал?.. На этот вопрос Оолла боялась отвечать себе. Но часто бывала поблизости от гнезда Белого Пришельца.
Устроил Он его, кстати, слишком высоко даже для мягкокрыла — на безжизненной, окруженной ледниками самой высокой вершине горной страны. Если бы Он не был мягкокрылом, то оказался бы там в полном одиночестве. Но мягкокрылы не бывают одиноки, ибо у них есть ментальное поле Стаи.
Однако Оолла обратила внимание на частые Его исчезновения из этого поля. В общем-то, мягкокрылы никогда не следили за этим. Быть или не быть включенным в общее поле — личное дело каждого. Тем более, что процесс самопогружения требовал подобного отключения. Но Оолла наблюдала за Ним, ибо пыталась понять Его. Почему-то ей казалось, что Он отключается вовсе не для самопогружения. Причин своего подозрения Оолла не смогла бы объяснить. Впрочем, как и происхождения многих других аспектов своего знания о мире. Так знала, так чувствовала, так видела мир — и это не требовало объяснений.
Вообще, мягкокрылы предпочитали погружаться в глубины психики вместо того, чтобы размышлять при ясном сознании, лишь чуть-чуть отключившись от мешающих шумов внешнего мира. Не потому ли, что часто кажется, будто именно там в глубине кто-то взывает о помощи, в общем-то, даже и не надеясь, что помощь придет. Быть может, это иллюзия? Даже наверняка — иллюзия, но Оолла не в силах заглушить этот зов. И не в силах не откликнуться на него.
Оказалось, что Он ничего подобного не слышит. По крайней мере, говорит, что не слышит. Может быть, это — как раз то, что отличает Его от остальных мягкокрылов?
— Скажи мне, кто меня зовет? — спросила Оолла как-то, прилетев к Нему в гнездо. Спросила, вовсе не надеясь на ответ, ибо кто может это знать?! Вопрос, не требующий ответа, но призывающий сочувствие.
Однако Он, нимало не смутившись, ответил:
— Тебя зовет Та, что потеряла себя…
Это было так неожиданно, что Оолла растерялась. И не знала, как реагировать — воспринимать как шутку или как красивую фантазию?
Но Его ответ звучал так просто и буднично, словно Он давным-давно знал это, и в Его тоне она не услышала ни малейшего намека на возможность шутки или фантазии. Смотрел Он при этом прямо в глаза Оолле, и была в Его взгляде совершенно обезоруживающая прямота. Оттого хотелось верить, что как Он сказал, так оно и есть на самом деле.
— Но разве я — это Она? — удивилась Оолла. — Почему Она зовет именно меня? Как она могла потерять меня?..
— Она — весь этот мир, — непонятно ответил Он. — И зовет она всех, но вряд ли кто сможет откликнуться так, чтобы она услышала. Потому что это невозможно… Хотя, кто знает?..
— Но кто Она?
— Мать Мира, — просто ответил Он, но Оолла не поняла, что Он имеет в виду. И не стала требовать разъяснений, чувствуя, что они окажутся за пределами ее разумения. И так она узнала очень много. Достаточно, чтобы погружаться в свою психику не вслепую, а разыскивая ту, которая ее ищет.
