Юрий Никитин - Земля наша велика и обильна...
Цуриков выкрикнул с места:
– Борис Борисович, мы еще не правящая партия, а вы не президент!
Я развел руками.
– Все верно. Мы не можем влиять на события так, как хотелось бы. А президент, увы, больше занят проблемами своего имиджа. Он заканчивает править первый срок, очень хочет получить возможность рулить еще четыре года. Кроме своей предвыборной кампании, он ничего не видит! Потому я и потребовал созыва бюро, чтобы предложить новую концепцию продвижения наших идей. Все мы понимаем, что только мы, националисты, выражаем интересы народа, страны, государства! Все остальные партии – рвачи, мечтающие добраться до власти и хапать, хапать, хапать, а потом сбежать на Запад. Мы потому и националисты, что нам не безразлично, кто живет в России, как живут русские, куда идет наша страна.
Они смотрели очень серьезно, я вглядывался в их лица, червячок сомнения, что шевельнулся было, стыдливо спрятался под камешек. Да, хоть Цуриков, хоть Уховертов, хоть Троеградский – разве не заняли бы с их умом и талантами высшие должности в других партиях, где не столь трудные программы? Уж точно стали бы там лидерами, более того – привели бы те партии к власти. Правда, либо пришлось бы вести обещанную политику, что значит: Бога нет, воруй и предавай направо и налево, либо, придя к власти, попытаться изменить курс, но такое не под силу даже президенту страны. В смысле, изменить курс, ибо президент приходит не сам, а вместе со своим штабом, своей партией, что страхует его, защищает, поддерживает, укрывает от нападок и сама наносит упреждающие удары. Президент, попытавшийся пойти против воли партии, обречен. Потому эти умные и талантливые люди, а главное – честные и радеющие, как в наше рыночное время ни странно, не за свой карман, а за страну, здесь, в партии националистов.
– И вот сейчас, – продолжал я с натиском, – как партия, для которой важно не нахапать, а принести пользу России, а вместе с нею и всему миру, давайте подумаем: что для России сейчас особенно важно? Да, что важно? Прочертим хотя бы пунктиром ее путь в будущее, а уж потом выработаем программу, с которой выйдем на выборы.
Я оставил на стене большую карту России, обогнул трибуну и оказался лицом к лицу с сидящими в зале. Как ни странно, ощутил себя легче, трибуна обязывает, а так я могу говорить и спорить раскованно, здесь все мои соратники, мои друзья, мои единомышленники.
Уховертов из первого ряда посмотрел на меня настороженно.
– Что-то уж очень торжественно, – сказал он. – Что-то случилось?
Я мотнул головой.
– С нами – нет. Но с миром – да. Мы все еще мыслим по старинке. Для нас «вторжение» – это все еще наступление большими массами войск. Но в Китае вообще не проводится мобилизации! Все идет как обычно. Но в России уже девять миллионов китайцев, и каждый год их количество возрастает на… не помню точно, но у меня волосы встали дыбом, когда увидел первый раз. Поймите, количество русских из-за вымирания уменьшается каждый год на несколько миллионов человек, а количество китайцев на столько же увеличивается!.. Что вам еще надо? Зачем Китаю вторгаться с танками и многомиллионной армией, когда Россия и так постепенно переходит под китайский контроль?
Он поморщился.
– Какие вы сильные слова выбираете…
– А вы знаете, – ответил я ему и одновременно залу, где с напряжением ждали ответа, все-таки Уховертов спрашивал как бы от имени всех, – а вы знаете, что уже четыре процента нашей экономики под контролем китайцев?
Он фыркнул.
– Борис Борисович, не смешите мои тапочки. Что такое четыре процента?
– В этом году будет пять или шесть. А в следующем – семь. Если не все девять. Чем китайцев в нашей стране больше, тем более быстрыми темпами усиливают влияние. У них прекрасно поставлена разведка, исключительно эффективно работают «триады», и, что удивительно, «триады» в этом случае сотрудничают с китайской разведкой, а та делится с ними своей информацией…
– Не поверю! Китайцы жестоко расправляются с бандитами.
– Это у себя! А здесь прежде всего осознают себя китайцами, а уже потом – кто из них на стороне закона, а кто против. Эх, нашим бы такое осознание общности нации…
В комнате уже негромко переговаривались, указывали на карту кто глазами, а кто и пальцем, прислушивались ко мне, а Троеградский пробормотал громко:
– Не думаю, что Китай и Япония такие уж союзники… Да, сейчас у них общая цель, наброситься на Дальний Восток, но Китай помнит, что только во Второй мировой войне японцы убили больше двадцати миллионов китайцев.
– Что для Китая пустячок, – сказал из второго ряда высокий блондин арийского типа, красивый и голубоглазый.
Я посмотрел в его сторону с неодобрением старшего товарища.
– Это ни для кого не пустячок. Прежде всего – это оскорбление. А китайцы, несмотря на их поклоны и льстивые улыбки, к оскорблениям весьма чувствительны. Кроме того, помнят, сколько миллионов японцы погубили между двумя мировыми войнами… Нет, сколько погубили, никто не знает точно, в те времена подсчеты не велись, но известно, что японцы, как высшая раса, третировали китайцев, унижали, обращались как с недочеловеками… Думаете, китайцы им это простят?
– Старая мудрая нация, – ответил за блондина Троеградский. – Простят.
– Спишут на прошлое, – поддержал и Чуев. – Мол, за давностью лет…
Я возразил с нажимом:
– Знаете, мне нет дела, погрызутся над моим трупом или нет. Я хочу, чтобы Дальний Восток остался российским. Сейчас это очень трудно сделать без поддержки… будь она проклята!.. Америки.
Троеградский сказал резко:
– Ее поддержку можно получить и не прибегая к таким экстренным мерам, как присоединение к Америке в качестве ее пятьдесят первого штата!..
Я вздрогнул, Троеградский сказал это очень резко, с апломбом, после этого я должен тут же упасть, как раздавленный катком: такое на меня подумали! – однако ужас в том, что именно такая мысль и зреет в моей голове. И кто-то из наших, Белович или Лукошин, уже проговорились о моей идее.
Они умолкли и обратили на меня взоры. Я прокашлялся, тоже докладчик, потерял контроль над аудиторией, а так сразу же начинается базар, сказал горько:
– Товарищ Троеградский, как ни скверно это признавать, прав. Позвольте обратить ваше внимание на тревожное сообщение аналитиков, которое те, кому надо обращать внимание, стараются вовсе не замечать: страшно. И неуютно. И непонятно, что делать, а делать надо. Тревожность в том, что пришли цифры ежегодного пересчета военного потенциала стран. Мы привыкли, что впереди всегда два сверхгиганта: США и СССР, так через годы и шли США и Россия, хотя разрыв между ними увеличивался, но все равно было далеко до третьего номера Франции, а затем – Англии, Германии, Израиля и других.
