Айзек Азимов - Установление и Империя
руку. Она быстро и умело разрезала бутерброды пополам и сказала:
– Очень жаль, что концерта не будет. Девочки на заводе очень ждали его. И Маньифико,
кстати, тоже. Черт его дери, он такой странный.
– Он пробуждает в тебе материнский инстинкт, Бей, вот и все. Когда-нибудь у нас будет
ребенок, и тогда ты забудешь Маньифико.
Бейта отвечала, наполовину углубившись в свой бутерброд:
– Меня сейчас осенило, что ты и есть предел того смятения, которое мой инстинкт
материнства в состоянии вынести.
Затем она отложила бутерброд и вмиг сделалась серьезно-мрачной.
– Тори.
– М-м?
– Тори, я сегодня была в мэрии – в Бюро Производства. Вот почему я так опоздала.
– Что ты там делала?
– Ну… – она заколебалась. – Это постепенно накопилось. На фабрике я уже не могу этого
выдерживать. Присутствия духа просто не существует. Девочки принимаются душераздирающе
рыдать без какой-либо причины. Те, что не заболевают, ходят угрюмыми. Даже мышки-
машинисточки надули губки. В моем секторе производство не составляет и четверти того объема,
который был к моменту моего прихода, и на рабочих местах постоянно хоть кто-нибудь да
отсутствует.
– Хорошо, – сказал Торан, – договаривай. Что же ты там делала?
– Задала несколько вопросов. И, Тори, такая ситуация царит на всем Хэйвене. Производство
падает, а мятежность и недоброжелательность растут. Шеф бюро только пожал плечами – после того,
как я просидела час в приемной, чтобы увидеть его, и сумела попасть к нему только потому, что я
племянница координатора – и сказал, что это выше его сил. Откровенно говоря, я и не думаю, что это
его беспокоит.
– Слушай, Бей, не теряй головы.
– Я думаю, что ему все равно, – в ней запылал гнев. – Я тебе говорю, тут что-то не так. Это то
же ужасное отчаяние, которое поразило меня в Своде Времени – когда Селдон оставил нас. Ты и сам
его почувствовал.
– Да, почувствовал.
– Ну вот, оно возвратилось, – продолжала она яростно. – И мы никогда не сможем
противостоять Мулу. Даже имея материальные силы. Нам недостает духа, воли, сердца… Тори, нет
нужды сражаться…
На памяти Торана Бейта никогда не плакала; она не заплакала и сейчас. Торан легко погладил
ее плечо и прошептал:
– Давай забудем это, крошка. Я знаю, что ты имеешь в виду. Но мы…
– Да, мы бессильны что-либо сделать! Все так говорят, – и мы просто сидим и ждем, пока нож
опустится…
Она вернулась к тому, что оставалось от ее бутербродов и чая. Торан тихо стелил кровать.
Снаружи было совсем уже темно.
…Ранду, став координатором конфедерации городов Хэйвена, – что являлось должностью
военного времени – потребовал и получил верхнюю комнату, из окна которой он часто, насупившись,
взирал на крыши и зелень города. Сейчас, в тускнеющем свете, город уходил в неразборчивое
переплетение теней. Ранду не особенно задумывался над символикой этого зрелища.
Он сказал Эблингу Мису, чьи ясные, небольшие глаза интересовались, казалось, лишь алым
содержимым кубка, который он держал в руке:
– На Хэйвене есть поговорка, что когда огни в пещере гаснут, настает время сна для праведных
и хорошо потрудившихся.
– А ты ложишься спать намного позже?
– Нет! И сожалею, что вызвал тебя так поздно, Мис. В последнее время ночи мне нравятся
почему-то больше, чем дни. Не странно ли? Население Хэйвена очень строго приучило себя к тому,
что отсутствие света означает сон. И я тоже. Но теперь все по-другому.
– Ты прячешься, – прямо сказал Мис. – В период бодрствования ты окружен людьми, и ты
ощущаешь на себе их взгляды и их надежды. Ты не в состоянии этого выдерживать. А в период сна
ты свободен.
– Значит, и ты тоже ощущаешь это жалкое чувство поражения?
Эблинг Мис медленно кивнул.
– Ощущаю. Это массовый психоз, ублюдочная паника толпы. Клянусь Га-лак-ти-кой, Ранду, а
чего ты ожидал? Вот перед тобой целая культура, воспитанная в слепой, раздутой вере, будто
народный герой прошлого все запланировал заранее и позаботился о каждой частице их ублюдочной
жизни. Подобный образ мыслей имеет все особенности религии, а ты понимаешь, что это означает.
– Нисколько.
Необходимость давать пояснения никогда не вдохновляла Миса; не вдохновила и на этот раз.
Он заворчал, поглядел на длинную сигару, которую задумчиво перекатывал в пальцах, и сказал:
– Речь идет о фанатичной вере. Вера же не может быть поколеблена иначе, как сильным
шоком, а в этом случае неизбежен весьма резкий разрыв сознания. Легкие случаи – истерия,
болезненное чувство незащищенности. В более серьезных случаях – безумие и самоубийство.
Ранду покусывал ноготь.
– Другими словами, когда Селдон подвел нас, исчезли наши подпорки, а мы так привыкли к
ним, что наши мускулы атрофировались, и мы уже не можем без них стоять, – заключил он.
– Ты прав. Несколько неуклюжая метафора, но ты прав.
– А ты, Эблинг? Как насчет твоих собственных мускулов?
Психолог глубоко затянулся сигарой и выдохнул ленивую струю дыма.
– Заржавели, но не атрофировались. Моя профессия привела меня к независимому мышлению
– хотя бы в некоторой степени.
– И ты видишь выход?
– Нет, но он должен существовать. Может быть, Селдон в самом деле не принимал мер насчет
Мула. Может быть, он не гарантировал нашей победы. Но тогда он не гарантировал и поражения. Он
просто вышел из игры, и мы оказались предоставлены сами себе. Мула можно расколошматить.
– Как?
– Единственным способом, которым можно расколошматить кого угодно: силой против
слабости. Посуди сам, Ранду, Мул же не сверхчеловек. Если он в конце концов будет разбит, все в
этом убедятся сами. Он просто представляет собой неизвестность, быстро обрастающую легендами.
Думают, что он – мутант. Ну и что из того? Мутант означает "сверхчеловек" лишь для
невежественных представителей человечества. Ничего такого нет и в помине. По подсчетам знатоков,
каждый день в Галактике рождаются несколько миллионов мутантов. Из этих нескольких миллионов
все, кроме одного-двух процентов, могут быть распознаны лишь с помощью микроскопа и химии. А
из одного-двух процентов макромутантов, то есть тех, чьи мутации заметны невооруженному глазу
или невооруженному сознанию, все, кроме одного-двух процентов – уродцы, годящиеся для
увеселительных заведений, лабораторий и смерти. Из немногих макромутантов, отличающихся от
нормы в положительную сторону, почти все являются безобидными курьезами, необычными в каком-
