Венедикт Ли - Гроза над Миром
«Я не нужна. Все забыли. Хоть сдохни… никому нет дела. Где эти толпы обожателей? Где друзья, что клялись в верности? Великий Магистр…» Ты тщательно лелеешь обиду на весь мир, все глубже погружаясь в депрессию. Тем быстрее маятник настроения качнется обратно и к тебе вернется равновесие духа — ты давно себя изучила.
Расстегиваешь штаны, рука скользит между бедер. Люби себя сама. Лоно твое делается влажным и скользким, пальцы проникают все глубже. Люби себя! Ты лучше их всех, ты одна, ты… Веки плотно сомкнуты, тебя поглощает, затягивает горячая тьма. И вдруг взрывается огнем внутри тебя. Ты не слышишь собственных стонов, пока в тебе не затихает вызванная тобой же буря. А в сознании продолжает гореть теплый огонек. Пини!
Она молча смотрит, как ты мигом приводишь себя в порядок. Идешь к ней, хватаешься за решетку руками, словно желая снести разделяющую вас преграду. Побольше теплоты в голосе.
— Пини!
Какой-то нехороший у нее настрой…
— Меня зовут Пенелопа Картиг. Прошу вас так ко мне обращаться.
Пальцы твои, сжимающие железные прутья, стынут от холода этих слов. Не показать обиды, растерянности… Проглотить комок в горле.
— Извините… госпожа Картиг.
Похоже, Пини была в городе. Голубое платье, талия туго перехвачена кожаным поясом. Мокасины. (Ты улыбаешься, невольно вспомнив, как ругались из-за обуви в первую совместную прогулку по Вагноку). Чисто вымытые волосы спадают на плечи, мерцая в тусклом свете, льющемся из твоей камеры. Глаза в тенях ресниц кажутся темнее обычного. «Как горда и красива. И кто-то хорошо с ней поработал… Бренда».
— Прошу, передайте вашему отцу… Пусть не мстит тем, кто пошел за мной. Я отвечу за всех.
Пини презрительно выпячивает нижнюю губу.
— Знала, что вы попытаетесь предстать, по возможности, в выгодном свете. Странно было бы, если не так.
— Странно, — соглашаешься ты, — Но вы же не лишите меня права жалеть о своих ошибках?
Пини уже не может сдержаться. Расстегивает ворот, одна из застежек отлетает, зазвенев на полу. Под левой грудью у Пини краснеет звездообразный шрам.
— От ваших ошибок трупами ложатся! Не нацепи я ту дурацкую броню — на могиле моей уже трава подросла бы!
Тебе становится очень холодно. Стрела шла точно в сердце Пини. Лишь тонкое железо устаревшей десятилетие назад защиты и кожаная куртка под нею задержали стальное острие. Не оправдывайся, не проси прощенья. Все, что скажешь — пустые слова. Ты потеряла Пини — признайся себе.
— Нет-нет! — продолжает Пини, — Вы не ошибались. Просто использовали в своих целях меня и других. Вам все равно было, что потом станет с нами. Но я не жалуюсь. И вы не жалуйтесь. Хотели многого, а расплатиться не в силах. Теперь давите на меня — хотите достать до отца! Напрасно.
Насколько легче, когда не надо контролировать себя! Ты говоришь Пини, кто она на деле такая и куда ей следует отправиться, притом немедленно. Кричишь, сыпешь проклятиями. А она холодно спокойна, как и подобает дочери великого правителя, и ты напрасно разоряешься перед ней.
— Да! Позвала в жилетку поплакаться! Мозги тебе полоскать! Да! А зачем ты пришла, сука помойная! Позором моим насладиться, унижением?! Дикари! Варвары! Ненавижу!
Ноздри Пини раздуваются, но она по-прежнему молчит. Ты отворачиваешься, бросаешься на постель, зажимая уши ладонями, не желая ни слова слышать из ответа Пини. А она пытается что-то сказать, умолкает и, постояв немного, уходит. Ее шаги медленно стихают под сводами подземной тюрьмы.
Бренда появляется в неурочное время, так тебе кажется. Одета — блеск, по последней моде — строгий покрой платья и кричащие цвета. На боку — тяжелая сумка.
— Встать.
Молча подчиняешься.
— Руки за голову, спину к решетке.
А вот это — новое. Бренда ловит твою нерешительность, на ладони ее лежит миниатюрный игломет.
— Как хочешь, сестричка.
Лучше ее не злить. Тем более — исход один. А принять еще порцию яда в кровь хватит уже! На запястьях смыкается холодная сталь наручников. Лязгает засов и Бренда входит в камеру. Ты прикована к решетке и не сможешь оказать сопротивления.
В лучшие твои времена тебя не смутила бы невозможность использовать руки. А сейчас — силы не те, и реакция хуже. Да и Бренда держится настороже, чтобы не попасть под удар ноги. Пусть торжествует пока. Хочет напугать? Не может такого быть, чтобы ей всерьез разрешили тебя пытать. Не может!
Бренда мрачна, сосредоточена. Стягивает ремнями твои ноги, ты решаешь не дрыгаться понапрасну. Совершенно неожиданно ты себе нравишься. «Хорошо держишься, Наоми. Давай покажем этой твари. Жаль, что жизнь твоя, в итоге, окажется очень короткой, но ничего не поделаешь». Повторяешь мысленно знакомые формулы, и сознание сужается, отделяясь мало-помалу от реального и такого жестокого мира. Губы Бренды шевелятся, ты ничего не слышишь.
Она расстегивает рубаху у тебя на груди. В руке ее гипнотически блестит узкое длинное лезвие. Острие царапает кожу. Белые полосы порезов на ребрах быстро краснеют, но боли нет. Губы Бренды складываются в недоуменную гримасу. Еще одно легкое движение и теплая кровь заливает щеку, тонкой струйкой стекает по шее.
Когда и в ком ты возродишься
Об этом ведать не дано,
Настанет день и возвратишься,
Чтоб вновь зажечь в ночи окно.
Сердце откажет не скоро, до той поры Бренда успеет разобрать тебя на части. Осталось дождаться, когда долгая ночь укроет тебя. Тихий, еле слышный голос говорит тебе ласковые слова. Так хорошо, тепло… Шепот все громче, в нем звучит шелест леса, шипенье прибоя, ворчанье далекой грозы…
— ПРОСНИСЬ!
Свет лампы необычайно ярок и режет глаза, Раны на лице и груди саднят. Бренда глядит насмешливо:
— Ничего у тебя со мной не выходит. Каждый раз буду выводить из транса и наказывать.
Конец металлического прута светится ровным вишневым цветом, от его жара на лбу выступает пот. Ты извиваешься, пытаясь ускользнуть от горящего железа, а оно быстро касается нежной кожи над ключицей. Бренда словно не слышит твой дикий вскрик. Рука ее гладит твои слипшиеся на лбу волосы.
— Еще горяченького…
Ты кричишь, пока Бренда неторопливо отсчитывает секунды.
— Еще?
Только бы успеть. Сказать, чтобы прекратила.
— Бренда…
Жгучая боль. Свет лампы меркнет, загорается вновь. Минуты, что ты была без сознания — исчезли без следа.
Пальцы Бренды касаются твоих век, она хочет убедиться, что ты можешь еще принять муку. Слова с трудом выталкиваются из горла.
— Dolo… Mersej… По… пощадите…
