Теодор Старджон - Больше чем люди (More Than Human)
— Где ты была?
— Гуляла. Мне нужно было подумать. Потом… ждала снаружи. Боялась, что ты можешь… ну, знаешь. Хотела пойти за тобой, быть с тобой. Думала, что могу помочь… У тебя правда все в порядке?
— Конечно. И я никуда не пойду, не поговорив сначала с тобой. Но насчет той, другой… Надеюсь, у нее все нормально.
— Что?
— Ну, наверно, она удивилась еще больше. Ты должна была сказать мне, что с тобой кто-то есть. Я бы не стал врываться…
— Гип, о чем ты говоришь? Что случилось?
— О! — сказал он. — Черт побери! Ты пришла прямо сюда. В своей комнате еще не была?
— Нет. Но о чем ты…
Он на самом деле покраснел.
— Лучше бы она сама об этом рассказала. Ну, мне неожиданно захотелось тебя увидеть, увидеть немедленно. Поэтому я побежал по коридору и ворвался. Я не думал, что там может быть кто-то, кроме тебя, и вот я не могу остановиться, влетаю на середину комнаты, а тут стоит твоя подруга.
— Кто? Гип, ради неба…
— Женщина. Должно быть, твоя знакомая, Джейни. Грабители не гуляют нагишом.
Джейни медленно поднесла руку ко рту.
— Цветная женщина. Девушка. Молодая.
— Она… что она…
— Не знаю, что она делала. Я всего лишь бросил один взгляд — если это ее успокоит. И сразу выскочил. О, Джейни, мне жаль. Я знаю, это неловко, но неужели так уж плохо? Джейни! — в тревоге воскликнул он.
— Он нашел нас… Нужно убираться отсюда, — прошептала она. Губы ее побелели, она вся дрожала. — Пошли, о, пошли!
— Подожди, Джейни! Мне нужно поговорить с тобой.
Я…
Она повернулась к нему, как разъяренное животное. Заговорила с таким напряжением, что слова сливались:
— Молчи! Не спрашивай, я ничего не могу сказать. Ты не поймешь. Только уходи отсюда. — Она с поразительной силой схватила его за руку и потянула. Ему пришлось сделать два торопливых шага, иначе он упал бы на пол. Когда он делал второй шаг, она уже открывала дверь, свободной рукой схватила его за рубашку, потащила, подтолкнула в коридоре к выходу. Он ухватился за дверной косяк; гнев и удивление слились и превратились в упрямство. Ни одно ее слово теперь не могло бы его пошевелить; даже ее удивительная сила только заставила бы его сопротивляться. Но она ничего не сказала и даже не коснулась его; пробежала мимо, бледная и дрожащая от ужаса, сбежала по ступенькам.
Он сделал единственное, что позволяло тело, сделал без раздумья и сознательного решения. И обнаружил, что бежит рядом с Джейни по улице.
— Джейни!..
— Такси! — крикнула она.
Машина едва начала останавливаться, как она распахнула дверцу. Гип вслед за ней упал на сиденье.
— Поехали, — сказала Джейни шоферу, вглядываясь в заднее окно.
— Куда? — спросил шофер.
— Вперед. Быстрей.
Гип тоже посмотрел в окно. Но увидел только уменьшающийся фасад дома и одного или двух глазеющих пешеходов.
— Что это? Что случилось? Она только покачала головой.
— В чем дело? — настаивал он.. — Дом взорвется или что?
Она снова покачала головой. Отвернулась от окна и сжалась в углу. Белыми зубами кусала тыльную сторону ладони. Он осторожно опустил ее руку. Она разрешила.
Он еще дважды заговаривал с ней, но она не отвечала, только каждый раз слегка отворачивалась. Наконец он покорился, сел и стал смотреть на нее.
За городом, там, где дорога разветвляется, шофер робко спросил:
— Куда? Ответил Гип:
— Налево. — Джейни настолько пришла в себя, что бросила на него быстрый благодарный взгляд и снова отвернулась.
Наконец в ней что-то изменилось, хотя она продолжала сидеть неподвижно и смотреть в пустоту. Он негромко сказал:
— Тебе лучше?
Она взглянула на него. В углах ее рта появилась печальная улыбка.
— Во всяком случае не хуже.
— Испугалась, — сказал он. Она кивнула.
— Я тоже, — сказал он с застывшим лицом. Она взяла его за руку.
— О, Гип, прости. Не могу выразить, как мне жаль. Я не ожидала этого — не так быстро. И боюсь, что сейчас уже ничего не могу сделать.
— Почему?
— Не могу сказать.
— Не можешь сказать мне? Или не можешь сказать еще? Она осторожно ответила:
— Я говорила тебе, что ты должен сделать, — возвращаться все дальше и дальше; отыскать все места, в которых ты бывал, узнать все, что произошло, с самого начала. — Ужас снова показался у нее на лице и превратился в печаль. Но на это больше нет времени.
Он рассмеялся почти радостно.
— Есть. — Схватил ее за руку. — Сегодня утром я нашел пещеру. Это было два года назад, Джейни! Я знаю, где она и что нашел в ней. Старую одежду, детскую. Адрес, дом с въездными воротами. И кусок трубы — единственную вещь, которая доказывает, что я прав, когда ищу… ищу… Ну, что ж, — рассмеялся он, — это будет следующим шагом назад. Важно, что я нашел пещеру. Это самый большой шаг. Я сделал его за тридцать минут и даже не очень старался. А теперь буду стараться. Ты говоришь, у нас нет больше времени. Ну, может, не недели, не дни. Но день у нас есть, Джейни? Полдня?
Лицо ее просветлело.
— Может быть, и есть, — сказала она. — Может быть… Шофер! Остановите.
Она заплатила шоферу; Гип не возражал. Они стояли на открытом месте на границе города; холмистые поля, едва прочерченные следами городских животных; фруктовый киоск, заправочная станция, а через дорогу слишком новое здание из лакированного дерева и штукатурки. Джейни показала на луг.
— Нас найдут, — сказала она спокойно, — но там мы будем одни… и если… кто-то придет, нам будет видно.
Они сели лицом Друг к другу, на вершине холма, там, где подрост едва начал прорывать прошлогоднюю стерню. Отсюда каждый видел половину горизонта.
Солнце поднялось высоко, стало жарко, дул ветер, плыли облака. Гип Барроус работал. Он все дальше и дальше уходил в прошлое. А Джейни слушала, ждала, и все время ее ясные глубокие глаза осматривали открытую местность.
Назад и назад… грязному и обезумевшему, Гипу Барроусу понадобилось почти два года, чтобы найти дом с въездными воротами. Потому что в адресе были указаны улица и номер дома. Но не был указан город.
Три года заняла дорога от психиатрической лечебницы до пещеры. Год, чтобы узнать у чиновника округа адрес психиатрической лечебницы. Полгода — на поиски чиновника, который уже ушел на пенсию. И так до возникновения его одержимости, когда его выбросили из армии. На это еще шесть месяцев.
Семь трудных лет от упорядоченности и расписаний, обещаний большого Civivinero и смеха до тусклого освещения тюремной камеры. Семь украденных лет, семь лет бескрылого падения.
Он вернулся на эти семь лет назад и узнал, каким был до того, как они начались.
