Кир Булычев - На днях землетрясение в Лигоне
После окончания страстной речи князя ничего не произошло. Крестьяне все так же стояли, стараясь не глядеть на грозного владыку. Видно, князь разгневался, он повысил голос и начал сурово корить крестьян. В тот момент я не догадывался, что мои спутники из деревни – бывшие монастырские рабы, так что князь для них – авторитет относительный.
Капитан Боро взял князя под локоток и начал его успокаивать. Я воспользовался паузой для попытки повлиять на старосту.
– Если мы задержим их, – сказал я, – они отдадут Лами.
Староста отрицательно покачал головой.
– Мои люди, – сказал он, – не будут задерживать князя.
Князь, не вняв увещеваниям капитана Боро, протянул свою длинную руку к кобуре капитана и начал расстегивать ее, чтобы добыть пистолет. Боро испугался, стал отдирать пальцы князя. Они оба замолчали и боролись за оружие, сопя и тяжело вздыхая. Зрелище могло бы быть смешным: маленький, круглый Боро и длинный князь в пурпурном халате, но никто не смеялся. Я с некоторым облегчением увидел, как сержант Лаво поднял автомат и наставил его на дерущихся.
Староста сказал две или три фразы. Довольно громко. Он велел князю и Боро идти своей дорогой. Иного перевода я не придумал. От этих слов князь сразу отрезвел. Его рука опустилась. Боро снова застегнул кобуру.
Мы стояли, а они проходили между нами, как сквозь строй. Князь прихрамывал – видно, разбил ноги в кровь, но шел он, задрав птичью голову.
Вертолет, летевший совсем низко, появился неожиданно. Мы глядели наверх, а машина быстро спускалась на седловину. Ее винты прижали траву. Вертолет еще не коснулся земли, как люк отворился и оттуда начали выпрыгивать солдаты в голубых беретах, быстро и четко, как на учениях. И тут же разбегались веером.
Опомнившись, капитан Боро почему-то бросился в мою сторону. Он размахивал пистолетом, забыв о его прямом назначении, и несся, как носорог. Я не хотел вмешиваться в схватку, но должен признаться, что дороги я ему не уступил. Капитан врезался в меня, и мы оба покатились по траве. Удар был настолько силен, что я на секунду отключился. А может, прошло больше секунды, потому что следующее, что я помню, – это участливое, разрисованное йодом и заклеенное пластырями лицо добрейшего Юрочки Вспольного, который склонился надо мной и спрашивает:
– Вы не ушиблись, Владимир Кимович? А то Отар Давидович очень беспокоится.
ОТАР ДАВИДОВИЧ КОТРИКАДЗЕ
Это было похоже на немецкую сказку: помните, там все по очереди идут в подвал, видят кувшин, который может упасть, начинают плакать и не возвращаются? Пропал Володя, теперь Вспольный.
В два сорок я, так и не связавшись с островом, не дождавшись вестей от Вспольного, пришел в гадчайшее состояние духа. Но работа остается работой, и, кроме меня, ею некому было заняться.
Я проверил, нормально ли работают приборы. Они работали почти нормально. Но если верить им, землетрясение уже началось. Потом я тщательно зарядил кинокамеру, сунул в сумку запасные пленки и вышел из дома. Солдат я отпустил. Они уехали на грузовике, который подбирал отставших. Со мной остался только шофер «джипа», который полагал, что ему безопаснее с господином профессором, который ни за что не станет подвергать риску свою драгоценную жизнь.
– Поехали? – спросил он, когда я вышел из ворот. – В Моши?
– Нет, – сказал я. – Я останусь в городе. Я буду снимать кино. Довезите меня до центра и уезжайте.
– Нет, – шофер раскусил хитрость. – Здесь хорошо, там плохо.
Я надеялся, что, если мы не будем приближаться к зданиям, ему ничто не угрожает.
Мы ехали по улицам не только мертвого, но и выпотрошенного города. Скоро, подумал я, начнут издавать пособия: «Методика подготовки к землетрясению и эвакуация населения и оборудования». В них обязательно будет: «Как показывает опыт проведения (почему бы не ввести это слово?) землетрясения в округе Танги в марте 19.. года, оправдал себя съем кровель с несейсмостойких сооружений…» Тут я увидел двух спокойно бредущих по улице солдат. Один из них заглянул в пустой дом, другой остановился перекинуться несколькими фразами с моим шофером.
– Не подходите больше к домам, скоро начнется, – сказал я солдатам; они не поняли, шофер перевел им, и солдаты засмеялись.
– Хорошо, хорошо, – сказал один из них, и они пошли дальше, поглядывая по сторонам, полагая, что приказ командования охранять пустой город вздорен, но от этого не перестает быть приказом.
Я снял площадь и дворец губернатора. В панораму попала церквушка. Когда она была в объективе, я услышал звон колокола. Какой-то сумасшедший сидел на колокольне – вот кто наверняка погибнет. Поднялся ветер, тучи опустились к крышам.
– Давай к церкви, – сказал я шоферу. Он понял.
Мы подъехали к открытым дверям. Я вбежал внутрь и замер. Посреди церкви, между двумя рядами скамеек, стоял открытый гроб. В гробу лежал старик миссионер, я его видел раньше. Все убежали и забыли о нем. Я подумал сначала, что надо бы вынести гроб, но время было слишком дорого, чтобы тратить его на мертвых. Оно нужнее живым. Наверное, этот старый священник не имел здесь друзей, он был чужим этому народу и остался один, когда люди ушли. Я обогнул гроб и взобрался на колокольню, куда вела по стене винтовая лестница. Но там было пусто. Оказалось, что колокол отвязан и его раскачивает ветер. Я потерял еще три минуты, снимая панораму города сверху. Это мне следовало сделать раньше, но все недосуг. Я заставлял руки вести камеру медленно и уговаривал себя, что время еще есть, и в то же время критик, живущий во мне и следящий за каждым моим шагом, нещадно клял меня за легкомыслие. Мировая наука обойдется без этой панорамы, а вот быть погребенным под развалинами церкви – неразумно.
Кончив снимать, я сбежал вниз. И только хотел уйти из церкви, как заметил за гробом нечто черное. За постаментом, на котором стоял гроб, сжавшись в комок, пряталась женщина. Этого еще не хватало! Я попытался поднять ее.
– Идемте отсюда, – говорил я ей как можно спокойнее. – Сейчас здесь нельзя оставаться…
Женщина подняла ко мне лицо. Она была немолода, но лицо почти без морщин, широкое, гладкое, усталое.
– Нет, – сказала она по-английски. – Я останусь с ним.
– Скоро церковь рухнет.
– Хорошо, – сказала женщина. – Я останусь с ним.
Господи, ну что же делать в такие минуты? Женщина не притворялась, она хотела остаться со старым миссионером.
Я попытался потянуть ее за рукав. Она вцепилась в край гроба. Выбежав из церкви, я бросил камеру в «джип» и сказал шоферу:
– Пошли.
Он послушно спрыгнул с машины и побежал за мной. Не хватало еще сейчас начаться землетрясению. Будут три невинные жертвы.
