Андре Грилей - Последняя планета
— Мариетта!..
— Да? — она вздрогнула, словно от выстрела.
— Не забудь таблетки, — он хлопнул ее по заду.
Она повернулась и взглянула ему в глаза.
— Я должна полюбить ее?
— Кого?
— Дейдру?
— Да нет, совсем нет, — он разволновался. Ведь он еще ничего ей не говорил, а она решила пойти за ним сама…
— А она меня полюбит?
— Вот это другое дело.
Сумерки уже сгущались в этой части континента. Скоро им предстояло отправляться.
— Я думаю, она будет в восторге от тебя, моя девочка. Женщины твоего типа пользуются бешеным успехом и у мужчин, и у женщин. Все мужчины влюбляются в тебя, как и я; молодые женщины начнут подражать тебе; а пожилые (он мысленно перекрестился) и даже такие, как Дейдра, захотят стать твоей матерью.
— Благодарю тебя, Симус О'Нейл, поэт и солдат, — Он искоса взглянул на нее и увидел удивительно нежную улыбку, предназначенную ему. — Это было так приятно услышать. Иногда ты бываешь очень милым.
— Мужчина старается, — он отвернулся, ошеломленный нежностью и любовью, сквозившей в ее улыбке.
Поздно ночью, когда Гиперон исчез в темноте, и сканеры, установленные в форте, уже не улавливали их присутствия, О'Нейл туго натянул поводья своей лошади. В десятый раз за сегодняшнюю ночь он проклинал зилонгские луны.
Они взошли слишком рано. Он не очень хорошо изучил их цикличность. А сейчас любое углубление на песчаном берегу отчетливо и ясно проступало. Хорошо были видны и подножия гор. Шансов незаметно улизнуть было мало.
Ведь теперь он обладал таким сокровищем. Он не мог подвергать ее жизнь опасности.
У него перехватило горло. Он еще никогда не играл в такую опасную игру. Цена потери слишком велика. И это решало все.
Его чувство опасности сейчас невероятно усилилось. Может быть парни секретаря решили не дожидаться транспорта. Этот урод оказался умнее, чем предполагал Симус. «Никогда, я повторяю — никогда не позволяй себе недооценивать врага», — это первое правило Гармоди. А он нарушил его. Впрочем, не только это правило…
Итак, будь готов к сражению, предупредил он себя. Ну-ка, соберись.
Сейчас нужна была не столько храбрость, сколько хитрость. К схватке он был готов и физически, и ментально. Он вдохнул свежий прохладный воздух пустыни. Сейчас он был солдатом, а не шпионом. Но он был не в состоянии активизировать свою изобретательность и внешнюю часть сознания, так долго он был оторван от остальных таранцев.
Послушайте, если вы хотите, чтобы я вернулся к вам, поставил он в известность Дейдру, если она случайно слушала его, поскорее придумайте что-нибудь. Даю вам десять минут.
Симус попытался втянуть в разговор Четвертого Секретаря.
— Расскажите мне поподробнее об этом парне, Нате, все в форте только о нем и говорили. Где этот «император»?
Секретарь закудахтал:
— Боюсь, поэт О'Нейл, что мое изложение будет не столь поэтично, как ваше.
Много лет назад самый блестящий человек среди нас почувствовал, что его рассудок начал разрушаться от переутомления. Он попросил разрешение покинуть город и поселиться за городом, до тех пор, пока не поправит свое здоровье. Бедный человек, что мог сделать Комитет? Ведь он не смог бы выжить в диких условиях планеты. Но он ничего не хотел слушать, и мы отпустили его. С тех пор его никто не видел, кроме всего, он давно погиб. Большинство зилонгцев боится окрестностей Города, ведь даже такие отряды, как ваш, не могут защитить от нападения дикарей.
Это походило на официальную партийную линию. О'Нейл продолжал допытываться:
— Я еще слышал о капюшонниках и союзе молодежи. Кто это? Еще одна легенда?
Секретарь отверг это взмахом толстенькой волосатой руки.
— Совершенный бред. Я удивляюсь, что гарнизон Гиперона забил вам голову такой чепухой. Конечно, в нашем совершенном обществе бывают случайные инциденты между людьми, особенно, если кто-нибудь злоупотребляет ликером…
— А происшествие на монорельсовой дороге? — Симус уголком глаза следил за реакцией толстяка.
Толстые губы Четвертого поджались. Он слишком долго медлил с ответом.
— Да, такое случается, правда, очень редко. Компьютерные программы… В любом случае, это удовлетворяет низменные инстинкты некоторой части необразованных людей. Они воображают себя террористами. И лучшие представители нашей молодежи, такие, как храбрая Мариетта, отдают свои жизни в борьбе с ними.
— Благодарю вас, Благородный Секретарь, — вежливо поблагодарила Маржи и поскакала вперед.
— Моя дорогая, — он поклонился ей вслед и продолжил: — Правительство изгоняет сверхъестественные силы из нашей культуры со времен Реорганизации. У этого процесса есть и побочные явления. Пока мы запуганы существованием злых духов и самонадеянно думаем, что нам удастся с ними покончить, факт остается фактом — они существуют. В социальном смысле это незначительное явление.
— Я полагаю, что и истории о Фестивалях изрядно преувеличены? — Симус явно перегибал. Секретарь мог заподозрить подвох. Однако, на этот раз ответ последовал без замедления.
— Дорогой мой, я уверен, что такому свободному путешественнику, как вы, знаком карнавальный синдром. Это присуще любому обществу. Вы же знаете, что людям свойственно преувеличивать собственную распущенность, когда рушатся социальные нормы. Если бы вы могли остаться с нами, то поняли бы, что время карнавала — это безобидная возможность расслабиться от напряжения и не имеет ничего общего с дикими историями, которые придумывают. Это очень короткий период отдыха и восстановления сил после длительной и напряженной работы. Наша провинциальная планета слишком мала. И страшные истории распространяются на ней с невероятной быстротой. Я надеюсь, вы не станете этому верить.
Свежо предание. Если бы я не видел всего собственными глазами…
Нападение Ната и его войска на первый лагерь, эти убийства в подземке — все это было реальностью. Покалывания в затылке, так хорошо знакомые Симусу, и ощущение тревоги и страха тоже не были вымышленными. Опасность исходила со стороны марширующей колонный. Что-то тревожное приближалось с каждым мгновением.
Что творится в хорошенькой головке Маржи? С момента начала похода она даже не взглянула на меня. Я чувствую, что она верит мне. Доверяет полностью. Бедняжка, я постоянно ощущаю ее страх и смятение.
Раньше он считал ее неприступной твердой скалой. Теперь он знал, что внутри этой скалы полыхал огонь, приводивший его в замешательство животный огонь страсти и лихорадочный патриотизм. А под этим огнем он начал распознавать нежность и уязвимость. И отличное чувство юмора, даже когда она посмеивалась над ним.
