Джеймс Ганн - Внемлющие небесам
– Нет, – сказал Макдональд. – Все так. Или почти так. Известно: чем больше надоедаешь, тем проще обстоят дела с финансированием. Хотя я всячески старался не признаваться себе в этом. А вот теперь вы намереваетесь всех нас разогнать.
– Не сразу, – запротестовал Уайт. – Я дам вам время свернуть паруса. Сделайте вид, будто занимаетесь составлением ответного послания. Можете даже поискать другие послания. Разверните где-нибудь новую программу, все окажутся при деле. Пораскиньте умом – вам лучше знать, как это сделать.
***
Впрочем, Уайт хорошо знал: война с нищетой и несправедливостью далеко не окончена. Это Джон думал, будто победа одержана и можно сложить оружие. На самом же деле любой отход означал бы дезертирство. Уайт, собственно, так и назвал Джона: «Дезертир».
Достижения одного благосостояния недостаточно. Слишком много черных довольствовались гарантированными им доходами и потеряли всякую охоту, а может, и просто побаивались требовать большего.
Их необходимо как следует встряхнуть и направить; они нуждаются в таких примерах, как он. Таких, каким мог бы стать Джон, займись он политикой. Примеры найдутся – есть ведь среди черных ученые, врачи и даже сотрудники Программы. Однако их слишком мало. Процентное соотношение показывает: неравенство по-прежнему остается фактом.
Он стоит у кормила государства всеобщего благоденствия, однако, похоже, одним благополучием Джона не привлечь.
***
Макдональд погрузился в размышления. «Он-то, чем думает? – задался вопросом Уайт. – Неужели тоже поясницей, как мы с Тэдди?»
– Моя жизнь посвящена постижению истины, – сказал Макдональд. – И солгать я не смогу.
Уайт вздохнул.
– Ну что ж, придется поискать кого-нибудь, кто сможет.
– У нас ничего не выйдет. Реакция научного сообщества будет аналогичной, как любого притесняемого меньшинства.
– Должен воцариться мир.
– В нашем технологизированном мире перемены – явление неизбежное. Поэтому вам придется признать: мир и спокойствие – не что иное, как умеренные, находящиеся под жестким контролем изменения.
– Однако изменения, которые несет в себе послание, невозможно ни предвидеть, ни подготовиться к ним надлежащим образом. Одно ясно: их-то уж обуздать не удается.
– И все это произойдет потому, что вы не позволили их обуздать нам… Не могу принять и вашего решения… Не позволить объявить всей правды, объяснить людям все, пусть они на это взглянули как на великолепное, многообещающее приключение, восприняли это как дар разума, творческого созидания и информационного прогресса, ощутили некое предчувствие будущего своих потомков… А кроме того, откуда вам знать, в чем будут нуждаться мир и страна через девяносто лет?
– Вы сказали, через девяносто лет? – Уайт натянуто рассмеялся. – Я не забегаю далее следующих выборов. К чему мне эти девяносто лет?
– Именно столько времени пройдет, прежде чем наш ответ достигнет Капеллы и поступит их ответное сообщение, – сказал Макдональд. – Это я и имел в виду, говоря о своем желании кое-что оставить в наследство сыну… и сыну моего сына. Ведь прежде, чем наш ответ достигнет Капеллы, нас с вами, мистер президент, увы, уже не будет в живых. Не будет на свете и большинства из ныне здравствующих. Ваш сын войдет уже в преклонные лета, а мой – вступит в зрелый возраст. И, прежде чем придет ответ с Капеллы, умрут все – все, ныне живущие на Земле. Таким образом, то, что мы делаем – не для нас, но для грядущих поколений. Мы лишь вписываем в собственные завещания… – голос Макдональда дрогнул. -…звездное послание.
– Девяносто лет, – повторил Уайт. – Какой же это диалог?
– Как только люди все поймут, – с уверенностью подчеркнул Макдональд, – любые волнения и беспорядки прекратятся. Страх, гнев, ненависть и недоверие не могут длиться вечно. Продолжительным может оставаться лишь спокойствие, и оно постепенно вернется – вместе в неуловимым предчувствием чего-то светлого, ожидающего наших потомков впереди. Это – как земля обетованная – достичь ее берегов суждено не сегодня и не завтра, но когда-нибудь туда обязательно попадут. Поэтому те, кто ныне угрожает миру и спокойствию – будь то целые народы или отдельные группы людей, – представляют, собой объективную угрозу безоблачному и счастливому грядущему. И они должны отступить.
Уайт еще раз пробежался взглядом по кабинету. Небольшая, скромно, по-спартански обставленная Комнатка, где в течение двадцати лет работал один человек. Правда, следы столь долгого его пребывания здесь не бросались в глаза. «Возможно, – подумал он, – настоящий след Макдональдом оставлен где-то там, в людях, идеях, – в самой Программе и среди звезд…» Уайт все время ощущал мучительное беспокойство, внутренний голос в очередной раз подсказывал: ты не прав, не прав; его терзала жалость ко всем и каждому, и он хотел надеяться, ему не по себе ото всех этих идей вовсе не потому, что он не интеллектуал и не способен мыслить категориями будущего…
– Я не могу рисковать, – произнес он. – Ответа быть не должно. Приступайте к расформированию Программы. Справитесь?
Он поднялся, давая тем самым понять, – дискуссия закончилась.
Макдональд встал.
– Неужели ничто не в состоянии изменить вашего решения? – задумчиво спросил он.
Уайт отрицательно покачал головой.
– Все уже обговорено. Поверьте, вы сделали все возможное.
– Я знаю, что пожелал бы оставить в наследство своему сыну, – сказал Макдональд. – А вот какое наследство оставите вы своему?
Уайт с грустью взглянул на него.
– Это бестактно. Ведь я исполняю свой долг. Итак вы сделаете, о чем я вас прошу?
Макдональд вздохнул, и Уайту показалось, будто жизнь покинула стоящего напротив человека. Ему стало еще тоскливее.
– Прошу предоставить мне свободу действий, – попросил Макдональд. – Мы продолжим изучение послания, будем расшифровывать его содержание. Постепенно изменим и направления прослушивания.
– Уж не собираетесь ли вы пережить меня? – спросил Уайт. – Надеетесь, с моим преемником вам повезет больше?
– У нас с вами разные понятия о времени. Программа может и подождать.
– Во мне вы еще можете видеть человека, который верит в перемены, – сказал Уайт… – Мой преемник, несомненно, отнесется с недоверием к любому изменению, а уж следующий президент наверняка захочет вернуть прежнее. – Он с сожалением пожал плечами и осторожно протянул руку для пожатия, машинально оберегая ее, как делал это во время предвыборной кампании. – Хотя, как знать, – на время вашего руководства, возможно, это и есть наилучший выход. Оставляю вам надежду. Согласен на продолжение Программы, и пусть все ваши люди останутся. Но послания не отправляйте. Все эти распоряжения я подтвержу письменно, в дополнение к записям вашего компьютера. И еще: имейте в виду, в Программе у меня есть свои люди. И они уже получили соответствующие инструкции.
