Юлий Буркин - Бриллиантовый дождь
Во-вторых, я подумал, что во всем виноват однозначно я. Девочка проблемная, это с самого начала было ясно. А в шестнадцать и у обычных-то людей шарики за ролики заезжают. Если она кому-то и доверяла, то только мне. Был бы я рядом, я бы уж точно знал, что с ней творится. А я ее бросил, конкретно откупился… Впрочем, возможно, она доверяла мне как раз потому, что я не лез в её дела.
В-третьих… И только в-третьих я подумал: «Может быть, еще не поздно?!» И тут же пришел в неописуемое волнение. Я попытался связаться с ней или хотя бы с ее Домом, но выяснил только, что абонент снят с регистрации. Я позвонил родителям, наткнулся на отца и сходу выпалил:
– Лёлька не у вас?!
Он вздрогнул и посмотрел на меня так, словно я дал ему пощечину. Разговоры о ней между нами табуированы. Я не стал объяснять, что сейчас случай особый и сразу же отключился. Не хватало еще, чтобы её полезли предки искать. Или, еще хуже, чтобы отец сказал: «Я так и знал, что этим кончится. Всё к тому и шло…»
Впрочем, я явно не с того начал. Я вернулся к Лёлькиному сообщению, и выяснил, что запись сделана… Сегодня утром! Значит, вполне вероятно, что она еще жива. И, кстати, зачем ей понадобилось снимать себя с регистрации? Скрупулезная подготовка к суициду с приведением в порядок дел и раздачей долгов не свойственна подросткам.
– Есть ещё одно сообщение, – вдруг сказал мой весьма дисциплинированный Дом, который без крайней необходимости никогда не заговорит первым. – Оно касается вашей сестры.
– Давай! – рявкнул я.
На стереоэкране возник парень лет восемнадцати, и я не сразу его узнал… Какукавка! Сто лет его не видел и не видеть бы еще сто!
– Чуч, – сказал этот шпендель очкастый, – ваша Лёлька в эльфийки подалась. – И всё. Отключился.
– В какие эльфийки?! – заорал я, чувствуя, что меня отпускает. Раз «подалась», значит, умирать не собирается. – В какие эльфийки?! – Впрочем, это я сам с собой разговариваю. – Дом! – рявкнул я, – обратный адрес читается?!
– Вполне, – сообщил Дом. – Соединить?
– Давай! – запрыгал я от нетерпения на месте.
Вызов застал Какукавку на улице, видно, в каком-то плохо освещенном месте, поэтому он поднес браслет коммуникатора к самому лицу, и на моём стерео возникла его огромная рожа в тусклом мертвенно-зеленоватом освещении.
– В какие эльфийки?! – сходу набросился я на него. Крови в прошлом он нам выпил немало, так что особенно церемониться я с ним не собирался. Да и ситуация не располагала.
– Тс-с, – прижал он к губам палец толщиной с мою руку, и я увидел, что он чего-то по-настоящему боится. – Я не могу говорить. Жду тебя в Джакарте. – И связь прервалась.
– Соедини снова! – потребовал я.
Дом помолчал, потом сообщил:
– Его коммуникатор отключен.
– Чёрт! – выругался я. – Чёрт и ещё один чёрт! – Похоже, он ждал моего звонка именно для того, чтобы сообщить, куда ехать. – Что такое Джакарт? Это, вроде, город?
– Джакарта, – поправил Дом. – Город на острове Ява.
– Ё-моё! – запаниковал я. – И как туда добираться?!
Но мой умница-Дом (что бы я без него делал?!) продолжал, словно и не услышав мой вопрос:
– Ещё сейчас так называют парк «Царские потехи». Молодёжный сленг.
– Другое дело! – обрадовался я, натягивая кроссовки. – А почему?
– Потому что Джакарта – международный центр наркобизнеса.
Так. Что-то начинает проясняться.
– Слушай, может, ты и про «эльфиек» что-нибудь знаешь?
– Ничего такого, что подошло бы к случаю. Информации масса, но вся она в общекультурном слое, в русле германской, скандинавской, а позднее и англосаксонской мифологии.
Ну, это-то я и сам знаю.
– Ладно, и на том спасибо! – крикнул я Дому, выскакивая из него.
… Я мчался в экомобиле по вечернему городу в сторону названного парка, бормоча невесть откуда взявшиеся строчки:
«День, как день…
Что за хрень?!
Без зазрень –
Шизафрень!»
И сбивчиво думал о парадоксальности нашей жизни. Вот я – солист самой популярной группы, молодежный, блин, кумир – уже отстал от жизни, и не знаю, что такое Джакарта… Меня вообще считают недалеким. И на самом деле это правильно. Я и правда никогда не пытался быть умным, и в голове у меня полная каша. Я предпочитаю быть учеником, а не учителем, так интереснее…
Но ведь вот почему-то стал я этим самым молодежным, блин, кумиром? Что-то я правильно чувствую, а потому правильно выражаю, что ли. Я никогда не был сторонником мажора или минора, я всегда уважал хроматизм. Это когда ноты не делятся на семь основных, и пять вспомогательных, а все двенадцать равноправны…
Сейчас такое время, конец двадцать первого: есть всё, и всё перемешалось. И никто уже не скажет, где кончается добро, а где начинается зло, где кончается естественное, а где начинается искусственное или даже противоестественное… Лёлька, моя Лёлька, во что ж это ты вляпалась, что с собой натворила? Чует моя селезенка, что-то скверное…
Так и прыгали мои мысли без цели и результата, пока их не перебила жена нашего ритм-басиста Кристина, выйдя на меня:
– Сержик, ты не в курсе, где мой?
Хороша. Тут уж не поспоришь… Но немножечко стерва. Эх, была бы она кого-нибудь другого женой… Тоже хочу жену-красавицу. Только не такую длинную: длинных не люблю. И, казалось бы, от желающих отбоя нет, да очень трудно остановиться на ком-то.
– А в студии его нету? – спросил я вместо ответа. Ну не знаю я где ЕЁ.
– В том-то и дело, что нет.
– И не отзывается? Странно…
– Ну, ладно, – сказала она и отключилась.
Действительно, чего со мной разговаривать, если я ничего не знаю… Богатым и знаменитым в вопросе создания семьи, как ни странно, намного сложнее, чем простому человеку. С сексом проще, а вот с серьезными отношениями – сложнее. Как выяснить точно, как быть уверенным, тебя любят, твой имидж, или твои деньги? У простых людей таких проблем нет. Хорошо Пилецкому, он женился лет за десять до того, как прославился, а мне каково?
Экомобиль как раз в этот момент приземлился у главного входа в «Царские потехи». А вот и Какукавка собственной персоной. Так и кинулся мне навстречу из тёмного закутка между мини-маркетами. До чего же все-таки неказистый персонаж. Однако грех мне его гнушаться, он ведь явно хочет Лёльке добра и помогает мне. Если бы не он, я бы, наверное, все еще топтался на месте, уверенный, что в это самое время она где-то умирает.
– Здорово, Чуч! – выпалил Какукавка, – наконец-то!
– Что происходит?! Где Лёлька?! Что значит «подалась в эльфийки»? Это что, наркотик какой-то?
– Тихо, тихо!.. – остановил меня он, испуганно огляделся и, ухватив за рукав, поволок меня туда, где до этого прятался сам. – Я тоже мало что знаю, – затараторил он, когда мы оказались, по его мнению, в относительной безопасности. – Тут один тип тусуется, все его зовут Гэндальф. У него синтетика самая дешевая…
