Джонс Коуль - Блуждающая звезда (сборник рассказов)
Творец собственноручно будил Фонарщика, а его невидимые слуги подавали серебряный кувшин с ключевой водой. Гость радостно плескался ею, с наслаждением фыркая и отплевываясь, а Творец с умильной улыбкой взирал на него. Затем они садились на траву и заводили неспешный разговор. Один и тот же, по раз и навсегда составленной программе. Все это походило на многократно сыгранный и успевший надоесть фарс. Однако Творец получал удовольствие от этого фарса. Он начинал, смиренно сложив на груди руки:
— Я рад вновь видеть тебя, Танн.
— Не могу сказать того же, Творец.
Эта фраза не соответствовала первоначальному сценарию, но Фонарщик упорно твердил ее все последнее время, и Творец с присущим только ему терпением вносил в диалог коррективы.
— Зачем ты так, друг мой?
В данном месте Фонарщик имел скверную привычку зевать, но хозяин научился не обращать внимание и на это. Он продолжал допрос.
— Как твое здоровье?
— Нормально.
— Как…
— Великолепно. Нет. Не намечается. Не потому, что я не хочу. — Необходимо пояснить — чтобы сократить бессмысленный разговор, Фонарщик заранее отвечал на наперед известные ему вопросы:
— Как поживает твоя жена?
— Не обзавелся ли ты маленьким Фонарщиком?
— Не собираешься ли обзавестись?
— Почему, неужели не хочешь?
Лишенный привычного удовольствия спрашивать и слегка выбитый из колеи, Творец переходил к основной части.
— Ты по–прежнему зажигаешь звезды?
— По–прежнему.
— Зачем?
— Затем.
После такого ответа Творец обычно терялся. В его голосе появлялись нотки раздражения.
— Тебе известно, Танн, что я тоже умею зажигать звезды?
— Да.
— А ты хочешь узнать, почему я не занимаюсь этим?
— Нет.
Творец был терпелив.
— Я все же объясню тебе.
Фонарщик, позевывая, рассматривал мелькающих в кронах деревьев птиц, а Творец заводил свою первую мораль.
— Когда я создавал этот мир, я делал его счастливым — без боли, без горя, без страданий. В нем не было места ярости и злобе.
— А звезды? Что их взрывает, если не ярость?
— Они стали взрываться много позже, когда этот мир перестал быть исключительно моим. А до этого они горели — ровно и бесконечно. И не было ни черных карликов, ни сверхновых. Одни лишь надежные оранжевые.
— Мир, лишенный непредсказуемости, мир, отвергающий взрыв, скучен.
— О, как ты неправ, Танн! Что может быть совершенней ровной и размеренной жизни!
— Что может быть хуже! — восклицал Фонарщик. — Не заводи этот извечный спор!
Но Творец как раз намеревался завести его.
— А потом пришли подобные тебе, и все изменилось.
— Я знаю, знаю эту историю. Их звали Адам и Ева. Сатана, принявший облик змея, сбил их с истинного пути.
— Не совсем так. У них не было имен. И Сатана не повинен в их бедах. Это они совратили Сатану, оторвав его от Бога.
Фонарщик смеялся.
— Любопытная версия! Выходит, Сатана — порождение людей?
— Конечно. Неужели ты полагаешь, что Бог способен сотворить зло?
— Еще как полагаю. Особенно, когда зло оправдывается благими намерениями. Не стоит заводить разговор о добре и зле. Он может оказаться слишком долог. Я всегда полагал, что Сатана — один из твоих взбунтовавшихся слуг. Разве не так?
— Именно так. Но он стал таким, поддавшись на уговоры людей.
Фонарщик заулыбался еще шире.
— Каким же яблоком они его соблазнили?
— Яблоком познания. Сатана был слишком любопытен, а люди пообещали ему открыть мир.
— И, видно, исполнили свое обещание, если он столь вдохновенно воюет против тебя.
Творец не отреагировал на эти слова, а лишь вздохнул.
— Бедный грешник! Он обожествил зло!
— Он создал мир! — не согласился Фонарщик.
— Мир создан мной!
— Ты сотворил глиняный замок, который растаял бы при малейшем дожде. Но пришел Сатана, который привнес в мир огонь, придавший твоему строению прочность.
Добро, сведенное к абсолюту, перестает быть добром. Оно воспринимается превращенным в ничто. Сатана разбавил добро злом. Он создал реальный мир — сплетение относительностей.
— Танн, ты опасный еретик! — со значением воскликнул Творец.
— Так сооруди костер.
— Это дело рук Сатаны.
— Неправда, те, кто зажигали костры, искренне веровали в Бога.
— Они лишь прикрывались именем Бога. Я ненавижу насилие. И искренность этих слов подтверждает уже то обстоятельство, что я без гнева выслушиваю твои слова.
— Но признайся, тебе хотелось бы поступить иначе!
— Возможно, но тогда, содеянное мной переступило бы границы добра.
— А не считаешь ли ты, что подумав о зле, ты уже совершил его? Ведь всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Кажется, так сказано в твоем завете людям?
Творец натянуто засмеялся. В этом месте он всегда попадал впросак, но движимый необъяснимым упрямством, ни разу нe попытался обойти данный кусочек разговора.
— Ты умеешь спорить, Танн.
— Еще бы, ведь мои предки смогли соблазнить самого Сатану!
— А теперь в соблазн вводишь ты.
— Чем же, позволь узнать?
— Ты создаешь звезды.
— Что делать! Кто–то должен зажигать звезды. Раз этим не хочет заниматься Творец, значит, должен был появиться Фонарщик.
— Мой друг, а не задумывался ли ты над тем, что, зажигая звезды, ты тем самым даешь человеку опасную иллюзию всемогущества? Раз один человек смог уподобиться Творцу, почему бы этим не заняться другому, третьему?
— Что ж, я не вечен. Когда–нибудь я умру, и на смену мне придет кто–то, любующийся звездами.
— Но человек не может заменить Творца!
— Почему? Ведь человек рожден, чтобы творить.
Творец заволновался.
— Постой, постой, а как же я? Что будет со мной?
— Ничего не будет. Живи в свое удовольствие. С тех пор, как ты перестал зажигать звезды, в тебя все равно никто не верит.
— Создавать звезды? — Бог хмыкнул. — Ты полагаешь, что человечество достойно того, чтобы ради него создавать звезды?
Фонарщик ответил вопросом на вопрос:
— А быть может, создавая звезды, Творец делает человечество более достойным?
Творец на мгновение задумался, а потом решил:
— Нет, это невозможно. Зажигать звезды — акт величайшей тайны. Люди же превратили это в дешевое зрелище. Я не могу снизойти до того, чтобы потакать пошлому любопытству. А ты, делая это, опускаешься до презренного ремесленника!
Фонарщик пожал плечами.
