Владимир Шибаев - Прощай, Атлантида
– Господин учитель вполне современный человек, не чужд конспирации и подполья, – почему то встрял Воробей.
– Дело не в подполье. Отчасти вы правы. Уход в древние истории помогает превозмогать непереносимый быт. Но. Во всех этих дальних сведениях и глубоких колодцах веков для нас, может быть, и содержится влага назидания.
– Очень забавно, – кивнул доцент. – Какая же?
– Ну, вы прекрасно все видите, что ход истории это зачастую повторение прошлых витков – в виде сатирическом или гротескно-пародическом, или в форме жуткой и ужасающей разум почти копии. Извлечь из породы древних событий крупицы живительного опыта, хрусталины горнего духа – вот не совсем пустая задача. Я верю в учебную пригодность пособий по древним катаклизмам.
– Извините, – возразил доцент. – А если сейчас никто не хочет учиться, заглядывать в истории и анналы. Все озабочены душащими заботами, зачем же зря потрошить прошлое, если никто, почти никто не воспринимает Ваши розыски и благотворные выводы. И правда, не лучше ли собраться нам, человекам разумным, и растирать до крови свои ладони – убеждая людей хлипких и грубых в преимуществах разумного равенства перед разгулом насильного потребления.
– Но я все-таки предпочитаю почитать про древнюю страну, – рассудительно сообщил Юлий.
– И я, ладно? – спросила Элоиза.
– Я Вам почитаю вслух, – ободрил ее надежды Юлий.
– Да, бывали такие времена и в старые времена. Когда никто ничего не хотел, кроме своего, и ожесточение захватывало сердца людей. Когда чума перешагивала через растерзавшие сами себя толпы. В разных полисах и веках. Тем более важно заглянуть, а как удалось на время покинуть эти выжженные пустыни, как сподобились идеи победить географический тупик.
– Методом дней рождения, и подарков, – пошутил Воробей. – Побольше рождений в виде подарков, вот и восстановится популяция.
– Ждите данайцев, дары приносящих, – вынула из памяти подруга доцента.
– У меня, Июлий к тебе тоже… если захочешь… небольшая вещь, – молвила Элоиза, наконец решившись.
– А Элоиза, – воскликнул Юлий, в восторге поднявшись со стула и размахивая руками, – преподнесла мне огромный букет этих данайцев… даров: у нас теперь в квартире все сияет, окна сияют сами, пол – будто в таврических замках, все вымыто и выглядит, как чудо-юдо. Ну не волшебный ли мир.
Элоиза спутешествовала в кухню, притащила пакет и вынула из него сияющую хрусталем вазу и водрузила на стол.
– Вот, – зарделась она. – Тебе. А цветы потом докуплю, после… получки.
Юлий в растерянности посмотрел на вазу:
– Это очень дорого, – сказал он дрогнувшим голосом. – У нас была… в детстве. Это не знаю… могу ли принять.
– Бери, – попросила Элоиза. – Или разобью.
– А сколько же это стоит? – встряла залежалка, нервничая.
– Ну какое для подарка это… очень, очень хорошо, как красиво стоит… давайте ка танцевать… – попытался успокоить подругу доцент.
– Нет, все же, – та не сдалась. – Сколько же и из каких денег это заплатили?
Юлий непонимающе уставился на нее.
– Это дико дорогой предмет, – продолжила. – А Вы к нам записывались, жаловались на нужду. И мы все видели.
– Со старого, может, накопила, – буркнула Лиза. – Чужого не беру. А что, нельзя?
– Так Вы врали. Соврали нам тогда. Или сейчас?
– Прекрати, немедленно прекрати, – вступился доцент.
– Она никогда не врет, – воскликнул Июлий.
– Да, не вру! Заработала. Пошла и заработала. А другие не могут. Вот и все, – сообщила Элоиза, сжимая губы. – Потому что эта ваза… она нужна.
– Как заработала? – в тихом ужасе прошептала залежалка. – Что ли телом? Опять? Здесь, у нас, в партгруппе…
– Нет. Нет, – как бычок замотал головой Юлий.
– Так ты опять проститутка? – тихо спросила залежалка.
– Молчите, – крикнул политсекретарь. – Замолчите.
– Сама ты… политическая… – выкрикнула Элоиза, и слезы брызнули у нее из глаз.
А Июлий обвалился на стул, обвел присутствующих белым взглядом и жалко протянул:
– Лизанька, зачем?
Потом поднялся и, шатаясь, как невзрослый медведь после спячки, выбросился в коридор и, спотыкаясь, вышел из партячейки. А Арсений устремился за ним.
Некоторое время Юлий, а за ним на дистанции в десять шагов и Арсений – бродили бесцельно по сморщенным вечерним переулкам, дважды или трижды Юлий направлялся, что-то бормоча, наперерез рявкающим сигналами машинам, и географу удавалось, мягко поправляя Юлия за локоть, вновь направлять того на бесцельный безопасный маршрут. Наконец они устали, барабанщик споткнулся и приземлился на какую-то скамью. Туда же опустился и отдувающийся географ.
– Что Вы за мной ходите? – тихо, незнакомым голосом просипел Юлий.
– Я почти в Вашей сейчас ситуации, вот и хожу, – ответил Полозков.
– Я не в ситуации, я нигде. И, главное, барабан полностью развалился.
– Ну, да. А у меня глобус дома сломан. Она страшно на меня обиделась, моя женщина, и отдубасила глобусом. Да и я убить ее, как говорится, готов.
– Убить? – поднял глаза Юлий. – Ну и убейте. Останетесь с глобусом.
– Это так. Просто поговорка. Ничего я подобного не совершу, все равно ведь люблю ее. Зачем мне оставаться без нее с этой любовью.
– С какой Любовью? А… ну да. Все равно, – согласился Юлий. – И с древними собранными историями.
– Хотя, я мог бы отвлечься худо-бедно. Рассмотреть истоки эллинизма с точки зрения всеобщей любви и Атлантиды. И даже, – тихо прошептал географ, боясь, что его примут не совсем адекватно, – обмозговать легенду о периодической гибели земных цивилизаций за миллиар лет. Это бы меня увело от боли.
– Куда увело? Какой миллиард? – не понял Юлий, думающий о сиюминутном.
– Есть подозрение, – произнес географ, вращая, как агент, глазами, – что во время бега земли великие цивилизации вместе с любовью, вазами, цветами и слипающимися моллюсками возникали не раз.
– Не раз? Два?
– А потом гибли под напором катастроф: технических взрывов магмы, великих обледенений или исчезновения атмосферы. Это, знаете, Юлий, случайность, что мы еще ходим, дышим и встречаем прекрасных девушек, которые готовы отдать за нас все.
– Что все? – шмыгнул носом Юлий. – Зачем? Чтобы я газ открыл? Я и так еле брожу. И мне маму жалко.
– Какой газ? Газы уже все открыты учеными. А… если бытовой. Так это чепуха. Я, думаете, к газу не подходил. И не раз. А потом зажгу, поставлю чай, и давай вспоминать прекрасные дни. Когда мы вместе ходили…
– По партийным делам?
– Ну! – утвердил молодежно географ. – По студенческим. Она меня страшно обидела, с этим…
– С другим? – посмотрел на географа Юлий, и щеки его затряслись.
