Михаил Тырин - Легионы хаоса
Хенд размышлял всего секунду.
— Уйдем на другую улицу, — решил он. — Мне здесь уже не нравится.
Он первым направил крила в крошечный проулок. На соседней улице было еще тихо. Ополченцы двигались вдоль стен домов, тревожно прислушиваясь к звукам боя. Сотня человек растянулась метров на сорок, впереди бодренько переваливался на ухабах самоход. В окнах то и дело мелькали испуганные лица горожан.
— Вот так бы — тихонько, спокойно — и дойти до станции… — мечтательно вздохнул Туф.
— Не лезь, куда не следует, вот и дойдешь, — усмехнулся Хенд.
— Слышь… — Петрович толкнул в бок Хенда. — Ты вот дорогу к станции спрашивал, да? А может, другую дорогу поищем?
— Эта дорога чем плоха?
— Дорога-то хороша, а вот попутчики… — Петрович кивнул на растянувшийся по улице отряд. — Чует сердце, до беды с ними недалеко.
— А без них — спокойней, что ли?
— Без них — тихонько, незаметно проскользнем, ни одну мышь не разбудим.
— Нет, — покачал головой Хенд. — Заплутаем в этих улочках. Да ты не переживай. Идти недолго — до площади. А дальше — как ты и сказал, тихонько, незаметно… если получится.
— А вон, кажется, и площадь, — подал голос Туф. — Похоже, почти дошли…
— Сейчас там самое веселое начнется, — отозвался Хенд. — Нам главное — не лезть…
Петрович притормозил крила и вытянул шею, вглядываясь. Действительно, улица заканчивалась выходом на освещенный участок с высокими домами. Там что-то происходило — кто-то бегал туда-сюда, мелькали огоньки фонарей.
— Слышь, стойте! — сказал Петрович. — Не спешите. Кажись, там уже встречают…
— А ведь верно… — проговорил Хенд, осаживая крила. — Обождем-ка малость.
В этот момент остановился самоход. Грохнули крышки тяжелых бронированных люков. Мгновенное затишье вдруг разорвалось треском беспорядочной стрельбы. Стрелки из самохода молотили тяжелыми огнеметами по площади, к ним присоединялись пешие ополченцы. С площади отвечали редкие вспышки выстрелов.
Петрович первым отвел крила за ближайший дом и продолжал наблюдать из-за угла. Он увидел странную вещь — десяток усодов выкатывали из дворика какую-то двухколесную штуку, похожую на бочку для кваса. Они совершенно не обращали внимания на стрельбу ополченцев, а впрочем, на этом расстоянии от стрельбы было мало толку.
«Бочку» начали разворачивать в направлении движущегося отряда. У Петровича нехорошо кольнуло в груди.
— Слышь, братцы… — проговорил он. — Вроде уходить нам надо.
— Чего ты там? — не расслышал Туф.
— Уходим, говорю! — закричал Петрович. — Спасаемся!
— Он прав, — отрывисто сказал Хенд. — Прячемся во дворах.
Крик Петровича услышали ополченцы, они растерянно озирались, не понимая причину тревоги. Впрочем, некоторые уже предусмотрительно втягивались в темные проулки.
Петрович и сторожевики укрылись за стеной старинного строения, сложенного из внушительных черных булыжников. Не успели развернуться за воротами, как на улице что-то тяжело ухнуло. Город отозвался звоном тысяч стекол. Крилы одновременно испуганно дернулись и присели.
Петрович быстро обернулся.
В первое мгновение он увидел только взметнувшуюся пыль и мусор, словно по улице пробежал нечаянный шквал ветра. Улица взорвалась многоголосым воплем боли и ужаса. Быстро покатились какие-то темные комки, и Петрович вдруг со всей ужасающей ясностью осознал — это люди!
Они летели вдоль домов, как смятые листки, вперемешку с сучьями, обломками заборов, битыми стеклами. С пугающим грохотом прокатился искореженный самоход. Через секунду в лицо ударила тугая воздушная волна, от которой перехватило дыхание. Хлопнула и разлетелась на щепки свободная створка ворот…
— Бежим отсюда! — пронзительно крикнул Туф, пряча глаза от летящего песка.
— Туда! — Хенд с размаху хлопнул крила по шее.
Крилы легко перескочили через небольшую оградку. Впереди был какой-то сад или парк, высокие прямые деревья стояли здесь ровными рядами. Хенд первым увидел большие распахнутые ворота и направил крила к ним. Однако на полпути вдруг остановил его и резко развернул.
— Тихо! — процедил он, соскакивая с крила и зажимая ему пасть.
Петрович и Туф последовали его примеру. Первое, что они услышали, это нарастающий шорох, словно сотня человек одновременно начала работать железными щетками.
— Да что там? — не выдержал Туф.
— Тихо! — Хенд помахал кулаком.
Это были шаги сотен ног. В шум вплетался какой-то приглушенный перезвон и голоса — тонкие, свистящие, словно птичьи.
«Вурды», — осенило Петровича.
Хенд приложил палец к губам, а затем плавным движением показал на ворота. В полумраке было видно, как на улице за воротами быстро мелькают массивные фигуры. Это действительно были вурды, и их было, наверно, больше сотни. Монотонно бренчали железные побрякушки на их одежде, бряцали огнеметы, скрипели кожаные ремни.
Отряд промчался мимо, и вновь стало тихо.
— Вот тебе и вся война, — сокрушенно вздохнул Хенд. — Жаль, не успеем предупредить префекта.
— О чем предупредить-то? — подал голос Туф. — Сейчас сам все увидит.
— Предупредить, чтобы разворачивался и драпал куда подальше. Тут сейчас начнется…
— Да уж, наемники их раскатают в мелкую вермишель.
Дальше двигались с предельной осторожностью, на своих двоих, замотав морды крилам и прислушиваясь к каждому шороху. Стрельба и вопли раненых остались позади, но это не ограждало от опасности столкнуться с патрулем или новым отрядом, спешащим на помощь атакованным на площади усодам.
Стены домов, заборы, нависающие над узкими проулками, давили на психику. Лабиринт подворотен и переулков казался бесконечным.
— Дорогу-то помнит кто? — с тревогой спросил Петрович. — Эдак мы ж до утра будем метаться.
— Направление верное, — отреагировал Хенд. Впрочем, Петрович в его голосе не уловил той уверенности, которой хотелось бы.
— А что ищем-то?
— Да рынок.
— Так прошли уже, — всплеснул руками Туф.
— Как так? — Хенд остановился.
— Да вот так. Я ж видел какие-то ряды, точно говорю!
— Не показалось?
— Да я его еще за сто шагов унюхал. Мой нюх не обманывает. Возвращаемся.
Туф оказался прав — темный безлюдный рынок встретил мешаниной запахов — как приятных, так и не очень. Рынок прошли насквозь — быстро, не задерживаясь. Петрович с недоумением озирался. Он ожидал увидеть вокзал, пусть даже небольшой. А видел лишь глухую окраину, открывающую взгляду каменистые пустыри.
— И где эта ваша станция?
